Слуга Империи

Оглавление

242

Ясно сознавая, какую опасность навлекает она на себя, вступая на путь, все более и более уклоняющийся от привычного, Мара подняла глаза на венценосца.

— Величество, я говорю лишь о надежде. Я и сама могу обуздать разгул честолюбия Минванаби, но дорогой ценой. Тасайо придется осчастливить титулом Имперского Стратега. Тогда спор о белом с золотом решился бы бескровно и войска, стянувшиеся к Кентосани, смогли бы с миром разойтись по домам. Я готова признать, что это легкий путь. Избери его, и тебе никто не помешает забыть о Большой Игре, вернуть Высшему Совету его полномочия и отдаться божественному созерцанию. Но даже отрешившись от всякой личной вражды и от всех разногласии, я утверждаю, что так ты лишь оттянешь время. Минванаби на троне Имперского Стратега — это гарантия будущих распрей. — Почти не переводя дыхания, она продолжала:

— Я верю, что существует возможность уже сейчас найти иной выход, который позволит навсегда положить конец бессмысленному кровопролитию, пятнающему самую суть цуранской политики. Я верю, что честь не нуждается в бесконечной цепи убийств, совершаемых ради достижения верховенства. На нашем веку может больше не представиться другого такого случая постепенно перейти к более человечным основам правления. Смиренно заклинаю тебя подумать о смысле моих слов.

Даже с высоты трона взгляд зеленых глаз императора пронизывал Мару насквозь. Но поскольку он молчал, не высказывая своего мнения, с места поднялся жрец Джурана Справедливого. Мановение тонкой руки Ичиндара послужило знаком, что жрецу дозволено говорить.

— Мара из Акомы, тебе не приходит в голову, что твои речи могут быть не угодны небесам? Ты принадлежишь к древнему и уважаемому роду и тем не менее, похоже, решила поступиться фамильной честью. Ты кое-что пообещала Тасайо из Минванаби, но даже сейчас, в эту минуту, пытаешься нарушить священнейшую из клятв.

Гнетущий страх темным крылом коснулся сердца Мары. Она понимала, что ей может быть предъявлено обвинение в ереси, и ответные слова обратила исключительно к Свету Небес.

— Если я и отринула благословение предков, то смею сказать — это касается только меня. Я не преступила никаких законов; я ничем не оскорбила небеса. Во всем, что я сделала, во всем, что я заклинаю тебя принять во внимание, я руководствовалась благом Империи. — Переведя взгляд на жреца, она добавила:

— Даже если пострадает честь моей семьи, я готова на это ради служения Империи.

Ее заявление было встречено гробовым молчанием, затем среди горстки жрецов и советников поднялся шепоток. Жрец храма Джурана рухнул в кресло с видом глубокого потрясения.

Свет Небес устремил взгляд больших умных глаз на женщину, с гордым вызовом стоящую у подножия его трона.

После неторопливого раздумья он жестом потребовал внимания:

— Пусть никто из присутствующих не винит властительницу. Она не запятнала позором ни свой род, ни свое имя; наоборот, ее мужество и верность долгу делают честь Империи. Кто еще из тысяч властителей осмелился бы подступиться к нам с такой правдой?

Он помолчал, поднял руки и снял церемониальный венец. Сбоку вынырнул слуга и, преклонив колени, освободил императора от этой громоздкой ноши. Вместе с высокой, украшенной перьями короной Ичиндар, казалось, сбросил и протокольную скованность. Пригладив пальцами каштановые волосы, он принялся рассуждать вслух:

— Когда я впервые решился принять участие в Большой Игре, случилось это потому, что я видел: мой дядя Альмеко манипулирует Империей с единственной целью — удержаться на посту Имперского Стратега. В результате пострадали очень многие. Его жажда власти стала угрозой для нации… и для меня, — печально добавил он. — С помощью властителя Камацу и других я искал способа прекратить кровопролитие, и вот тогда передо мной встал вопрос: как мы живем? Я много думал об этом и теперь, кажется, отчасти понимаю твои побуждения.

Ичиндар встал. Жестом отстранив стражей, собравшихся следовать за ним по пятам, он спустился по ступеням с возвышения.

— Позволь мне, Мара из Акомы, доверить тебе кое-что, известное лишь горстке людей.

Император держался уверенно, но за маской прирожденного правителя Мара видела мальчика, еще очень уязвимого и юного, у которого под покровом массивных парадных одежд так же билось сердце, как и у нее самой. Сопровождаемый взглядами жрецов, Свет Небес размеренным шагом прошествовал к ограждению и, протянув монаршую десницу поверх перил, взял Мару за руку.

Поскольку подобная неожиданная фамильярность, похоже, смутила властительницу Акомы, император взглянул ей прямо в глаза.

— Сначала я пытался силой навязать всем мир, потому что считал чрезвычайно опасным для нас как для народа такое положение, когда завоевание стало нашей единственной целью. Но после возвращения Миламбера мне пришлось пересмотреть кое-какие свои воззрения. До тебя, вероятно, доходили слухи о крупном столкновении в мидкемийском мире. Знай же, мидкемийцам противостоит существо, именуемое в наших легендах Врагом.

Помня о прошлом разговоре с Аракаси, Мара не удивилась, услышав подтверждение из уст Света Небес. Она уже освежила в памяти древние саги о некоем непостижимом порождении зла, именуемом Врагом. Этот Враг разрушил родной мир ее предков, заставив их уйти в изгнание на Келеван по таинственному Золотому Мосту. Хотя среди современников Мары не было принято усматривать в этих преданиях что-то большее, чем просто миф или сказку, в спокойном внимании, с которым Мара слушала Ичиндара, не было и тени насмешки или недоверия.