Вставай, Россия! Десант из будущего

Оглавление

Обернулся я, да с подкатом первому в ноги! Он только и перелетел через меня. Второго я в душу вдарил. Филя мне этот удар поставил, я на него потом многих ловил. Он так и сложился. Лег и лежит, молчит. А мне на него отвлекаться некогда: первый на ноги поднялся и третий вот-вот дохромает. Вот пока он не оклемался надо его, как государь говорит, «гасить».

Метнулся я к этому, хромому. Он хоть и бегает тяжело, а уворачивается ловко. Еле-еле до него дотянулся. Тут мне на плечи первый упал. Я от него извернулся, да на кулак хромому и пришелся. Аж в глазах темно стало. Откатился, на ноги встал, а тут эти вдвоем, с двух сторон насели. И взяли б меня, когда б этот не хромал. Я его самого под удар дружка его и подвел. А только дальше не в мою пользу бой пошел: последний меня на пол повалил, к паркету прижимает. Я вырваться не могу, но и сам не поддаюсь, его не пускаю.

Тут государь с Рукавишниковым подошли, нас по плечам похлопали, хорош мол. Рукавишников посмотрел на государя и говорит: бей, говорит лучше мне сейчас. Мои твоим, говорит, равны и в общей драке, знамо, друга дружку поубивают. У тебя, говорит, еще в полках есть, а мне где новых брать? Бей.

Государь ему в ответ: сам, мол, бей. Твои, хороши, ясно, но тока мои — не хуже. И мне своих жалко. Не будет общего боя. Ничья, говорит.

На том они и порешили. Александр Михайлович Гревсу, когда того доктор в чувства привел, свой револьвер подарил. А государь увечному Рукавишниковскому от себя — сотенную. И всем нам велел отныне с Рукавишниковскими за братьев быть, носа не задирать, дружбу водить. Тем же вечером мы с ними дружбу водить и начали. Трех городовых в Москве-реке выкупали, у цыган двух медведей насмерть уходили, на Тверской-Ямской — веселый дом распушили. Крепко дружили, аж два дня головы раскалывались…

Рассказывает Дмитрий Политов (Александр Рукавишников)

Второе пришествие генерал-адмирала в Нижний Новгород состоялось в начале мая и напоминало скорее нашествие, в отличие от его первого приезда, тихого и незаметного. Для того чтобы уместить всех сопровождающих, а таковых оказалось более двух сотен человек, включая офицеров флота, чиновников Морведа, инженеров МТК и роту матросов, был сформирован литерный эшелон.

Слухи о дружбе купца Рукавишникова с членами императорской семьи уже дошли до Нижнего Новгорода. Естественно, что народ терялся в догадках по поводу причин столь загадочного поведения великих князей и цесаревича. Тем не менее, выводы были сделаны правильные — наезды со стороны купцов, разоряемых моими демпинговыми ценами, прекратились как по мановению волшебной палочки. Мало того, некоторые активные в прошлом недоброжелатели даже стали искать со мной точки пересечения в коммерческих делах. Сделал нужные выводы и генерал-губернатор Баранов — на церемонии встречи литерного поезда я стоял в первом ряду. А встречающих великого князя набралось изрядно — как бы не больше, чем самих приезжающих. Николай Михайлович даже насчет оркестра распорядился!

На людях Алексей Александрович не стал слишком явно проявлять свои дружеские чувства, ограничившись простым, хотя и крепким рукопожатием. Однако сразу после этого он сломал всю расписанную Барановым программу визита, заявив, что первым делом, вместо предусмотренного банкета, отправится в Стальград. Мы не стали дожидаться, когда вся приехавшая толпа выйдет из поезда, а скорым шагом двинули на привокзальную площадь и направились к моему «Жигулю», выделяющемуся среди конных пролеток, как броненосец среди шаланд. Для ближней свиты Алексея я подогнал два десятка экипажей, а рота матросов должна была следовать к заводу в пешем строю.

— Димыч, могу тебя поздравить! Два дня назад закончились государственные испытания твоих пулеметов и винтовок. Официально тебя, конечно же, оповестят, но я порадую уже сейчас. Мнения — самые положительные! Скорее всего «Пищаль» и «Единорог» будут приняты на вооружение, и заменят в войсках «Берданки» и картечницы «Гатлинга-Барановского». А вот с «Бердышом» и «Фузеей» все не так однозначно. Под это оружие придется всю концепцию применения стрелкового оружия в войсках менять, уставы переписывать. — Сказал Алексей, когда мы немного оторвались от сопровождающих. — Так что…

— Ладно, подождем, — кивнул я. — Хорошо, что процесс перевооружения все-таки пошел, а там, глядишь, и до ручников дело дойдет!

Только подойдя к автомобилю, я заметил, что за спиной адмирала неотступно следует какой-то мелкий мужичонка, абсолютно семитского вида, одетый в новенький, но совершенно немодный костюм, который, к тому же, был заметно больше своего хозяина по размеру. Кто это? Новый секретарь-референт? Или? Я кивком показал Алексею на этого типа и вопросительно приподнял бровь.

— Ах, это… — усмехнулся адмирал. — Вот, Александр Михайлович, привез в помощь твоим горе-изобретателям Попову и Герцу человека, уже успевшего придумать и даже сконструировать резонансный контур и магнитный детектор!

— Ты хочешь сказать, Алексей Александрович, что передо мной стоит Маркони? — оторопел я. Великого (без шуток!) итальянца я себе представлял совершенно по-другому. Да и лет тому должно быть сейчас не больше пятнадцати.

Веселый смех адмирала был мне ответом. Отсмеявшись, Алексей вытер выступившие на глаза слезы, и хлопнул по плечу своего протеже:

— Позволь рекомендовать: Мойша Лейбович Шнирельман, вольнонаемный преподаватель электротехники в Гальваническом классе.

Наверное, что-то на моем лице все-таки изменилось — адмирал снова рассмеялся.