Катынский детектив

Оглавление

Но мы рассматриваем почерк убийц и правомерен вопрос — а немцы могли расстрелять в таком людном месте? Безусловно, они только в таких местах и расстреливали, глухие места из-за боязни партизан они избегали. Да и комфорт играл не последнюю роль. А в Катыни айнзацкоманда расположилась с удобствами в Доме отдыха — после расстрела баня, ужин в столовой, отдых в отдельных комнатах на кроватях, а не где-нибудь в землянках в глухом лесу. Смотрите, в Киеве немцы расстреляли 100 тысяч евреев и пленных чуть ли не в самом городе, сейчас на месте Бабьего Яра один из районов Киева.

В Днепропетровске немцы расстреляли и захоронили тысячи советских офицеров в месте, которое сегодня считается центральным районом города.

Гитлеровцам в СССР стесняться было нечего и некого, они были уверены, что пришли навсегда. Расстрел в катынском лесу по способу исполнения (не прячась) и по месту исполнения (над могилами) — это исключительно почерк немцев и это Доказательство № 3 правильности версии Сталина.

Поведение подозреваемых. Бригада Сталина

Ещё раз вернёмся к версии Сталина. По ней Особое совещание при НКВД в марте 1940 года осудило военнопленных к ссылке в исправительно-трудовые лагеря. Это было дерзкое нарушение международных конвенций о военнопленных, сообщить об этом публично было нельзя. Мало того, что на Западе СССР во всём равняли с гитлеровской Германией, мало того, что только что окончилась финская война, но ведь неумолимо приближалась и война с немцами.

А в том, что война с немцами будет неминуема, в правительстве СССР никто не сомневался, все братания с немцами были для публики. Во время финской войны будущего начальника ГАУ Н. Д. Яковлева командировали на финский фронт. По пути он заехал представиться наркому обороны маршалу Ворошилову, и тот в доверительной беседе посетовал на неудачи Красной Армии в Финляндии. «Но всё же, — ещё раз подчеркнул К. Е. Ворошилов, — главные испытания ждут нас на западе, со стороны фашистской Германии» — пишет Н. Д. Яковлев в своих мемуарах. Заметим, что это было в январе 1940 года.

А войны ведутся не только оружием физического уничтожения солдат противника, но и оружием уничтожения воли этих солдат — пропагандой. И в этих пропагандистских боях внушение солдатам противника мысли о том, как хорошо им будет в плену — это оружие мощнейшей силы. С этой точки зрения признать, что пленные офицеры направлены в трудовые лагеря (понимая, что пропаганда противника немедленно превратит эти лагеря в каторгу), для советского правительства было невозможно и в мирное время и тем более во время войны.

К чему это автоматически должно было привести?

Во-первых. Само собой к лишению их права переписки — они не должны были никому сообщать о своём осуждении. Более того, в лагерях наверняка был установлен контроль за тем, чтобы пленные вообще ничего не писали, ни заметок, ни дневников, поскольку, работая на строительстве дорог, у них всегда была возможность передать письмо или записку через гражданских лиц. Просто бросить на обочине дороги запечатанный конверт с адресом родственника в Западной Украине, а какой-нибудь прохожий подберёт и, думая, что конверт случайно обронили, бросит его в почтовый ящик.

Во-вторых. В составе НКВД были разные управления, которые занимались различными задачами — вели разведку, занимались контрразведкой и, в том числе, занимались содержанием преступников в лагерях и организацией их работы. Это известное управление — ГУЛАГ — Главное Управление Лагерей. Было управление, которое занималось содержанием пленных в лагерях для военнопленных и организацией работы рядовых и унтер-офицеров — УПВИ — Управление по делам военнопленных и интернированных. В УПВИ числились и учитывались только военнопленные! Как только их осуждали, то они из учёта УПВИ исчезали, они становились осужденными и им не место было в лагерях для военнопленных.

С другой стороны, на месте правительства СССР стали бы мы направлять осужденных офицеров в ГУЛАГ? Вряд ли. Тысячи людей — это не иголка в стогу сена. С лагерями связаны десятки тысяч человек, не работающих в НКВД и не обязанных хранить тайну. Это прежде всего различные поставщики всего необходимого для жизни и работы лагерей. Как только мы определили бы их в системе ГУЛАГ, через этих людей стало бы сразу ясно, что пленные стали заключенными.

Надо думать, что мы создали бы специальные лагеря вне системы ГУЛАГ, подчинив их местному управлению НКВД и дав этому НКВД план производства для них. Внешне для всех, кто работал с лагерями, всё оставалось бы по-прежнему, в глазах этих людей поляки оставались бы военнопленными, так как никакой связи этих лагерей с ГУЛАГ не было. На эту мысль наводит следующее. В 1944 году комиссия Бурденко могла бы сказать, что пленные находились в исправительно-трудовых лагерях системы ГУЛАГ № 136, 137, 138. Ведь всё равно СССР уже объявил, что пленные работали на строительстве дорог. Система ГУЛАГ известна, номера крупные, внушающие доверие. И в те года никто не смог бы этих утверждений проверить. Но подручные Сталина назвали какие-то детские номера, сразу наводящие на мысль об отсутствии фантазии — 1, 2 и 3. Правда, после номера лагеря стоит «ОН» — особого назначения. Поскольку вряд ли работники НКВД в те годы были глупее нас, то эти наивные номера начинают вызывать доверие — действительно вне системы ГУЛАГ таких лагерей могло раньше и не быть, поэтому малые номера как будто оправданы.

В третьих. Посадили в 1940 году польских офицеров в лагеря или расстреляли, но все сведения о них в любом случае должны были быть в Смоленском Управлении НКВД. Прежде всего их личные следственные дела с приговорами Особого совещания или «специальной тройки» и масса различных оперативных материалов. Скажем, если пленных расстреляли, то НКВД обязано было выяснить, какие слухи об этом ходят, затыкать рот болтунам. Если они были в лагерях, то Смоленское УНКВД обязано было обеспечить, чтобы сведения о них не просочились. Обязаны быть донесения секретных сотрудников, рапорты уполномоченных и т.д. Дело заключённого всегда находится недалеко от него. Во время войны за штрафными батальонами ездили грузовики с томами уголовных дел на каждого бойца с тем, что если он будет убит или ранен, то снять с него судимость. Нет причин считать, что дела на поляков хранились где-то в другом месте.