Катынский детектив

Оглавление

Поэтому, когда созрело решение осудить военнопленных польских офицеров судом Особого совещания при НКВД, на них срочно стали заводиться другие дела — следственные, то есть, такие же картонные папки с документами. Заметим, что в учётных делах на военнопленных и в следственных или уголовных делах на преступников были одинаковые документы — анкеты, фотографии, отпечатки пальцев.

Надо сказать, что Особое совещание было таким специфическим судом, которому для вынесения решения не нужно было не только «дело», но и сам человек. Оно решение выносило без рассмотрения сути дела. (Об этом позже). Если бы оно хотело расстрелять поляков, то незачем было заводить на них следственные дела. А они заводились. Следовательно, сам этот факт косвенно свидетельствует, что поляков расстреливать не собирались, иначе не проводили бы огромную канцелярскую работу по заведению на каждого новой папки с похожими документами, но с другим названием.

Но вернёмся к Ю. Зоре. Он считает косвенным доказательством расстрела поляков следующее.

Начальник УПВИ Сопруненко 10 сентября 1940 года, то есть через три месяца после «расстрела военнопленных», даёт распоряжение начальнику Старобельского лагеря (из которого военнопленные вывезены ещё весной) о следующем: «Учётные дела Особого отделения на военнопленных, убывших из лагеря (кроме убывших в Юхновский), картотека учёта, а также литерные дела с материалами на военнопленных должны быть уничтожены путём сожжения».

Казалось бы, всё ясно, пленные расстреляны, а их дела сжигаются. Но прочтём, что Сопруненко пишет дальше: «До уничтожения материалов должна быть создана комиссия из сотрудников Особого отделения, которая обязана тщательно просмотреть все уничтожаемые дела с тем, чтобы из дел были изъяты все неиспользованные документы, а также материалы, представляющие оперативный интерес. Эти материалы ни в коем случае уничтожению не подлежат. Их надлежит выслать также в управление.

Как уничтожение, так и сдачу материалов в архив (в архив Харьковского УНКВД сдавались литерные дела конвойной части, охраняющей лагерь — Ю.М.), оформить соответствующими актами с приложением к ним подробных описей уничтоженного. Об исполнении донесите».

Стоп! — скажем мы себе. Из этого распоряжения следует, что уничтожались не учётные дела на военнопленных, а картонная папка с надписью «Учётное дело на военнопленного … армии …» и только! Если пленные уже убиты, то кому нужны документы на них!?

Я консультировался у разведчиков и контрразведчиков — если человек умер, то какие его документы могут представлять оперативный интерес? Только подлинный документ, удостоверяющий личность, — его можно подделать и снабдить им своего разведчика, всё остальное от покойного никакого оперативного интереса не представляет. Но именно паспорта увозили с собой офицеры, уезжающие из лагерей военнопленных, и часть их была найдена в могилах Катыни. Именно этих документов не было в Старобельском лагере в папках с названием «учётное дело».

Ну, а если человек жив, то тогда какие документы из его дела могут представлять оперативный интерес? — снова спросил я специалистов. В этом случае этот интерес представляет всё, с помощью чего его можно отыскать, — фотографии, отпечатки пальцев, сведения о местах, где он может укрываться, а также его заявления или объяснения, с помощью которых его можно скомпрометировать и этим склонить к сотрудничеству.

Довольно обширный перечень, и не удивительно, что два сотрудника Особого отделения Старобельского лагеря просматривали 4 031 учетное дело 45 дней (не более 50 дел на каждого в день) и только 25 октября составили акт о сожжении. Из него мы можем понять, что из документов учётных дел было оставлено: «…на основании распоряжения Начальника Управления НКВД СССР по делам военнопленных капитана Госбезопасности тов. Сопруненко были сожжены нижеследующие архивные дела Особого отделения:

1. Учётные дела на военнопленных в количестве 4 031 дела согласно прилагаемому списку.

2. Дела-формуляры в количестве 26 дел, список дел прилагается.

3. Алфавитные книги учёта военнопленных в количестве 6 книг по 64 листа в книге.

4. Картотека из 4031 карточки.

5. Справки на военнопленных — две папки: одна папка — 430 листов, вторая — 258 листов.

6. Опросные листы на военнопленных: одно дело 231 лист.

7. Дело-приказы Старобельского лагеря НКВД — на 235 листах.

8. Книги регистрации входящей корреспонденции — 2 штуки.

9. Фотокарточки военнопленных, вторые экземпляры — 68 штук.

О чём составлен настоящий акт в двух экземплярах».

Кстати, акт не имеет грифа секретности.

Судя по акту, исполнители консультировались по этому вопросу с Москвой и получили дополнительные разъяснения, так как сожжено значительно больше наименований документов, чем первоначально указывал Сопруненко (учётные дела и картотека), и в то же время сохранены литерные дела на военнопленных, хотя в первоначальном распоряжении их также предлагалось сжечь.

Но нам важно сейчас другое. Исполняя приказ Сопруненко о сохранении материалов «неиспользованных и представляющих оперативный интерес», были сохранены 4 031 фотокарточки военнопленных. Это следует из того, что комиссия отчиталась о сожжении только вторых экземпляров фотокарточек, а их в 4 031 деле было всего 68 штук. Первые 4031 сохранены все.

Так доказывает ли это, что пленные на октябрь 1940 года расстреляны? Нет! Это доказывает обратное — они были живы и их новые уголовные дела ради экономии заполнялись документами из старых учётных дел. Об этом же свидетельствует и сохранение литерных дел.