Если в лесу сидеть тихо-тихо или СЕКРЕТ ДВОЙНОГО Д

Оглавление

— Понял, — кивнул Олег. — А твоя мама не будет против? Я же у вас сегодня уже лопал. Скажет — не столовая…

— Моя мама?! — возмутилась Валентина. — Не скажет! Тебе что — в Иконовку из-за еды тащиться, как неродному? Моя мама — фронтовичка. Она, если что, кому угодно в любой беде поможет, не то что накормить. Её председателем хотят выбрать… ой, я расхвасталась…

Они подъехали к школе «с тыла». Ещё утром — точнее, днём — Олег заметил, как странно выглядит летняя школа с её пустыми и загадочными коридорами и классами. И подумал тогда, что не согласился бы жить здесь. Ночью просто жутко, наверное. Д и обидеть может любой — школа так глубоко в саду, что кричи — не дозовёшься, а живут-то девчонка и пусть решительная, смелая, но женщина…

— У мамы гости, — прервала размышления Олега Валентина. И точно — остановившись, Олег услышал мужской голос — быстрый и напористый:

— …именно вам, вам, Вера Борисовна. У вас же все шансы! Товарищ Моржик смотрит на колхоз, как на вотчину, как на своё имение, и, к сожалению, это следствие нашей собственной близорукой кадровой политики, эдакой травоядности! Как было верно сказано на ХХII пленуме ЦК КПСС…

— Дело в том, что он молодёжь просто выживает из села! — вмешался другой голос, совсем молодой. — Я не говорю, что у него на новые машины денег не допросишься! Я этого не говорю! Но он создаёт невыносимые культурные условия! У него завклубом — сбоку припёка, хвост надоедливый! Середина шестидесятых, наша страна шагает вперёд семимильными шагами, сказки делаются повседневностью — а в клубе танцуют под патефон! Чуть ли не под фонограф Эдисона! И ведь я подходил к нему, я сто раз к нему подходил, когда знал, что деньги есть, деньги даны…

— Если ты думаешь, Сеня, что я брошусь покупать вам магнитофон и усилители в первую очередь… — слегка насмешливо ответил женский голос — Олег узнал голос тёти Веры.

— Да аллах с ними, как говорят трудящиеся Востока — я не о частностях, я о состоянии дел в целом, Вера Борисовна! А оно таково, что молодёжь разбегается — и не столько на ударные стройки, как этот надутый клоп…

— Сеня, Сеня… — укоризненно вмешался первый голос.

— Хорошо, как этот близорукий товарищ рапортует райкому партии! Не на стройки, а просто бегут — за позорным для советской молодёжи длинным рублём!…

Голоса удалялись по главной аллее.

ГЛАВА 12.

Незаметно подкрался тёплый летний вечер. Так и хочется написать — «тихий», но тихим он не был. По деревне перемещались тени. Парочки и группы молодых людей со смехом, песнями, под гитары стягивались к ярко освещённому зданию клуба, двери которого были распахнуты настежь. Из них неслось:

— В Москве, в отдалённом районе,
Семнадцатый дом от угла,
Хорошая девушка Соня
Согласно прописке жила…

Под окнами клуба мелькали те, кому танцевать уже хотелось, но ещё не рекомендовалось по здешним жёстким нормам. А жаль — Олег бы станцевал с удовольствием… Небольшой хвостик людей стоял у кассы.

Оставив велосипеды, Олег и Валентина шли «на дубки». Наискось, сближаясь с ними, из-за деревьев какого-то частного сада, появилась такая парочка, что даже Олег, воспитанный в жесточайшей борьбе за выживание дискотек начала ХХI века, сбил шаг и замер, как парализованный.

Это были двое парней с лицами настолько надменными, что хотелось сделать фотографию на память. Ясней ясного становилось, что два этих высших существа на голову превосходят остальных и всех прочих — и причины для такой надменности имелись. Невероятно пестрые, чудовищной расцветки рубашки были заправлены в брюки и застёгнуты вкривь и вкось, расстёгнутые рукава — подвёрнуты на пол-ладони. Правое бедро у каждого украшала здоровенная белая пуговица. Но самым крутым оказались брюки. Узкие от пояса до колен, ниже они расширялись и превращались не просто в клёши. Нет. Это было что-то настолько чудовищное, что чернейшая зависть скрутила бы любого революционного матроса. В каждую из штанин Олег влез бы без особых проблем. Однако, главным штрихом оказались вшитые с внешней стороны клинья алого бархата. Эти клинья украшали СВЕТЯЩИЕСЯ В ТЕМНОТЕ мелкие лампочки. Узкие длинные носы туфель надменно торчали из-под иллюминированных клёшей.

Воронежская тусовка лопнула бы от зависти. Повесилась бы всем коллективом в сознании убожества своих пирсингов в пупках и разноцветных хаеров.

С открытым ртом провожал Олег парней, канувших в двери клуба.

— Пойдём, ты чё? — тронула его за рукав Валентина.

— Круто, — оценил Олег. — А как лампочки светятся?

— Батарейки в карманах, проводок по ноге пущен, — конспективно пояснила девчонка. — Ты чё, не видал таких?

— Таких? Нет, — искренне ответил Олег. И повторил: — Круто. Вот придурки!

— Придурки, — подтвердила Валентина. — Вон дубки наши.

Возле угла стоял и курил в одиночестве парень. Олегу показалось, что он нарочно скрывается в тени. Мимо прошли две девчонки — стройненькие, в белых платьицах колокольчиками, звучно фыркнули и, гордо вздёрнув головы, ускорили шаг. Парень отчётливо сник ещё больше.

— Облом, — негромко констатировал Олег. — Валюшк, а что это он тихарится? Ну, прячется, в смысле?

— Этот? — брезгливо спросила девчонка, едва глянув в ту сторону. — Да это же Юрка Больной.

— Больной? Чем? — не понял Олег.

— Да он не больной, а больной, — не слишком вразумительно пояснила Валентина и наконец расшифровала: — Он семь лет назад вместо того, чтобы в армию идти, какую-то справку принёс. Испугался, что три года. Ну, его освободили. Вот с тех пор никак не женится, ему мать всю плешь проела, а девчонки его стороной обходят. Раз в армии не был — значит, правда какой больной, кому он нужен?