Знахарь

Оглавление

— Да, поэтому я очень надеюсь на благополучный исход, — ответил вставая Добранецкий.

Глава XX

Поезд с сопением остановился на маленькой станции. Стояло ясное, солнечное утро. Крыши зданий скрывал толстый слой пушистого снега, ветви деревьев сгибались под тяжестью снежных хлопьев. Широкая панорама, открывшаяся с перрона, блистала праздничной, первозданной белизной, манила мягкой и уютной тишиной.

Профессор Добранецкий стоял и всматривался в белое беспредельное пространство. Как давно он не был в деревне! В первые мгновения пейзаж показался ему неестественным, какой-то невероятно реалистичной и прекрасной декорацией. Прошло несколько минут, прежде чем он открыл в своей душе давние связи с этим заново обретенным миром. Давние связи… Ведь он родился в деревне, в деревне прошло его детство и первые годы юности.

«Тоже амнезия, — подумал Добранецкий. — Человек, живя в городе, забывает об этом мире, о его красоте и включается в болезненный ритм карьеры, работы, конкуренции… Для него попросту перестает существовать эта красота и тишина… иной земли, где правда так непосредственно обращается к человеку, но не через радиоприемник, не с листа бумаги, испещренного черными буковками… Об этом забывается…»

Он услышал сзади легкое поскрипывание снега и голос:

— Вам, наверное, в Радолишки?

— Нет, мне в Людвиково. Нельзя ли здесь найти извозчика?

— Почему нет? Можно. Если хотите, я подскочу к Павляку, и он мигом запряжет.

— Я вас очень прошу.

Это «мигом», однако, продолжалось около часа. Поездка до Людвикова по ненаезженной дороге заняла почти полчаса. Когда сани, наконец, остановились возле дворца, был уже полдень. Привлеченная лаем собак, в дверях показалась пани Михалеся и, заслоняя глаза ладонью, стала разглядывать незнакомца.

— Пан, наверное, по делам фабрики? — спросила она.

— Нет. Я хотел бы увидеть пана Чинского.

— Тогда входите. Но никого нет дома.

— Ничего. Я, собственно, хотел встретиться с невестой пана Чинского, с панной Вильчур.

— Ее тоже нет.

— Нет?

— Да! Все поехали в Радолишки. Профессор Добранецкий заколебался:

— А скоро вернутся?

— Неизвестно. Они поехали оплатить ксендзу объявление об их помолвке. Наверное, ксендз их не отпустит, оставит на обед.

— Да?.. Это плохо. А не могла бы мне пани сказать… Адвокат Корчинский в Вильно проинформировал меня, что Чинские забрали к себе некоего Антония Косибу, знахаря.

— А как же, забрали, правда. Только он не захотел у нас оставаться.

— Не понимаю…

— Ну, не захотел. Такой красивый домик ему приготовили там, за огородом, а он не захотел.

— Тогда где он сейчас?

— Где ж ему быть? На мельницу поехал, к Прокопу Мельнику. Говорил, что там ему будет лучше. С причудами старый. Но что это я вас на морозе держу, хотя мороз, правда, сегодня небольшой. Заходите, прошу вас…

Добранецкий задумался.

— Нет, спасибо, пани. Я должен поехать в Радолишки. У меня очень мало времени, я не могу ждать.

— Как вам угодно. Если вы хотите увидеться с хозяевами, то поезжайте к ксендзу.

— Хорошо. Спасибо, пани.

Кучер хлестнул коня, профессор плотнее укутал ноги бараньей шкурой и сани тронулись в обратный путь.

Однако в этот день, видимо, какой-то злой рок преследовал его. Приехав к ксендзу, он застал там только старших Чинских, которые его не интересовали. Их кучер сообщил профессору, что пан Лешек с невестой поехали на кладбище, где похоронена ее мать, а по дороге они собирались заехать на мельницу, чтобы встретиться со знахарем.

— Вы найдете их либо в одном, либо в другом месте, — заключил кучер и, обращаясь к кучеру профессора, спросил:

— А ты, Павляк, знаешь людвиковских пестрых коней?

— Чего же не знать…

— Ну так смотри. Молодой барин их взял. Как увидишь их, значит, и хозяин там.

— Известное дело, — кивнул головой кучер и цокнул на коня.

К кладбищу в Радолишках вели две дороги. Ближняя, по которой всегда проходили похоронные процессии, тянулась около Трех грушек. Сделав крюк с версту, можно было проехать мимо мельницы Прокопа Мельника. Именно эту дорогу выбрал Лешек, но не только потому, что она была расчищена, а чтобы заодно навестить знахаря. В глубине души Лешек был на него немного обижен. Он не понимал, почему Косиба отказался хотя бы погостить в Людвикове, почему не захотел поселиться в домике за огородом, над реставрацией которого они с Марысей так долго хлопотали. Он знал, как любит Марыся своего дядюшку Антония и как ей хочется, чтобы он был рядом с ней. Для обоих отказ знахаря оказался горькой неожиданностью.

И вот сейчас, возвращаясь от ксендза, они решили еще раз попросить его переехать к ним. Правда, Марыся, зная характер дядюшки Антония, особых надежд не питала. Однако Лешек, по натуре человек упрямый, уверял ее, что сможет уговорить знахаря переехать.

Они застали его возле мельницы с мешком муки на плечах. Как раз грузили сани, называемые в этих местах розвальнями.

Он серьезным тоном поздоровался с ними, отряхнул руки и пригласил к себе в пристройку.

— Сегодня не холодно, — сказал он, — но сейчас я поставлю самовар: горячий чай не повредит.

— С удовольствием, — поддержал Лешек. — Мы тут не стесняемся у вас… Как у себя дома.

— Спасибо за милость.

— Милости с нашей стороны, действительно, много, потому что вы пренебрегли нашим гостеприимством в Людвикове, а мы ваше принимаем.

Знахарь не ответил. Вытащив из-за печи старый сапог, натянул его на трубу самовара и стал раздувать угасшие внутри угли; оттуда вылетал пепел и искры.