Любимая мартышка дома Тан

• Предыдущая
• 84/126
• Следующая

Это была не медь, а золото; как и все здешние деньги, каждая монета имела квадратное отверстие посредине, и все они связаны прочным шнурком.

У входа на склад уже стояла дополнительная охрана с напряженными лицами.

Некоторое время я смотрел на извлекаемые из ямы в углу тяжелые связки монет, вдыхал плесневелый запах земли. И не испытывал никаких чувств вообще.

Вот и последняя загадка решена. И что я от этого получил?

Ну, деньги. Очень много денег — примерно столько же, сколько мне привезли из императорской казны прошлым летом, пока я навещал братца Рокшана. Собственно, чудовищно много денег — на них сейчас можно было купить громадные груды шелка, или чего угодно еще, — но мне это было уже не нужно.

Что мне с ними делать? Часть я еще успею погрузить на верблюдов — но вывозить деньги из империи запрещено.

Так, сейчас, значит, придется разбираться с этой свалившейся на меня обузой.

А остается всего шесть — даже уже фактически пять — дней.

В принципе, все выглядело хорошо. Никому не должно было быть до меня дела, даже господину Чжоу. Все внимание столицы еще с ранней весны было приковано к Тунгуаню, где скопилось почти двести тысяч солдат империи, отлично чувствовавших себя в ущелье между своих же крепостей.

В это ущелье, к защитникам империи, столичные жители отправляли на осликах вкусную еду и чайники с вином. И, естественно, все хорошо знали, что умный старый Гэшу и носа не высунет на равнину: ему надо было просто стоять там со всей армией и ждать. Ждать, пока две другие армии императора — сына киданьского княза Ли Гуаньби и генерала Го Цзыи — добьют одну из армий Ань Лушаня в тылу, и пока стоявший у Тунгуаня мятежный генерал Цуй не почувствует себя в некотором роде одиноко.

Но до развязки еще оставалось время. А мне было нужно только пять дней.

Они пролетели очень быстро — я успел внимательно изучить лица всех людей господина Чжоу, дежуривших вокруг моего дома и притихшего подворья, обойти лавки на Восточном рынке и даже купить совершенно не нужные мне вещи.

Мне очень хотелось сбежать гораздо раньше. Но есть такая штука, как самоуважение.

Не дождетесь, господин Чжоу. Я уйду красиво.

Последний вечер я проведу в своем доме, неторопливо вымоюсь в своей бане — и пусть оставшийся там намек на камфарный аромат «танцовщицы Юй», или воспоминание о нем, будет последним из ароматов в последнюю мою ночь в столице.

А потом я лягу на свою постель, на чистые простыни, обдуваемый теплым ветерком лета. Послушаю в последний раз шорох деревьев в моем саду.

Ну, а утром мои «вторые тени» из ведомства господина Чжоу увидят — и не в первый раз — поучительное для них зрелище.

Ястреб выйдет пешком, без всякого сопровождения, из ворот своего дома и зайдет в лавочку у входа в квартал.

И исчезнет.

ГЛАВА 21
ГОРЬКИЙ ДЫМ

Я мог бы догадаться, что в столице что-то произошло, по разбудившему меня грому гонгов в монастырях. Но слышать этот отдаленный грохот не хотелось — утро было так прекрасно, расплавленное золото солнца так щедро пронизывало насквозь листву моего сада, свежий хлеб был так нежен и ароматен, — пока передо мной не возник неведомо как ворвавшийся в дом господин Ду. В глазах его была смерть.

— Господин Чжоу вас ждет, — проговорил господин Ду. Я перевел взгляд на распахнутые ворота: там маячили малиновые мундиры гвардейцев, их кони фыркали и переступали ногами в переднем дворе. Это было похоже на жуткий сон, в котором якобы убитый больше года назад, ночью, в этом же саду карлик воскрес этим утром в виде господина Ду, с неопрятно свисающими усами и ввалившимися глазами, а солдаты как минимум учетверились числом.

Не было времени думать о том, что произошло. Но в целом было ясно, что воскресший карлик, скорее всего, передал мое письмо совсем не туда, куда я хотел. А как, почему — добровольно, по ошибке или принуждению, — разбираться было некогда. Ясно было лишь, что господин Ду уцелел, и, судя по его взгляду, с моим письмом был знаком слишком хорошо.

— Прямо сейчас, пожалуйста, — вежливо добавил господин Ду, как будто все и так не было предельно ясно.

Я понял, что никто не собирается ждать, пока я переоденусь, а затем и скроюсь через внутренние комнаты в задние сады, оттуда-к караванщикам, и прочь из несчастной империи. На ослабевших ногах, с екающим сердцем я направился за господином Ду к воротам, махнув рукой Букару и второму охраннику: коня.

А еще я дважды сжал в кулак левую руку, одновременно встряхивая ее. Зрачки Букара расширились: он увидел, он понял. Сигнал означал: это арест, догнать и отбить любой ценой, затем — немедленное бегство. Дальше оставалось рассчитывать только на то, что ребята догадаются: лучше отбить меня сразу, на шумной улице, чем вытаскивать потом из-за надежных каменных заборов, охраняемых солдатами господина Чжоу.

Я медленно поднялся в седло Мышки и, не глядя ни на кого, выехал за ворота.

— Сигнальные костры у Тунгуаня этой ночью не зажглись, — безжизненным голосом сказал мне господин Ду.

Имперской столице конец, тупо думал я, рассматривая обычную утреннюю разноцветную толпу в своем квартале — движущуюся на осликах, конях, гуляющую пешком по чистым дорожкам. Ах-х, ах-х, сотрясались гонги, но они были далеко, и горожане только иногда с недоумением обводили взглядом верхушки деревьев над стенами квартала.

Квартальные ворота; не смотреть назад — моя охрана сама знает, что делать. Проспект, как всегда полный всадников и повозок. Среди веселых разговоров и стука копыт группа гвардейцев в красных мундирах и господин Ду, тоже на армейской лошади, в своей обычной серой одежде и черной шапке, ехали за мной, охватывая полукольцом сзади, как загонщики зверя.

• Предыдущая
• 84/126
• Следующая