ЦВЕТОК КАМНЕЛОМКИ

Оглавление

121

XXVI

Решетовка, - это была такая слобода до революции, названная так из-за "решетки", - заставы у выхода на Заречный Тракт. Жили там, в пестрых жилищах черт-те из чего, громоздящихся по косогорам, ямщики да извозчики, кожевенники да красильщики, подпольные шинкари да солидные нищие. И воры, и беглые солдаты, и сорвавшиеся с каторги. И жуткие бабы с провалившимися носами. С двадцать седьмого, после начала Коллективизации и как раз к Коллективизации поспевшей Индустриализации, Решетовка бурно двинулась в рост и за несколько лет разбухла раз в пять, по меньшей мере, сильно при этом не изменившись. Новые насельники возвели один из первенцев Социалистической Индустрии, завод "Электросила" - и потихоньку начали на нем же работать, постепенно набирая квалификацию. Но нравы остались те же. Почитай, в каждом доме кто-то - отсидел, кто-то - в каждый данный момент находился в местах не столь отдаленных, а кто-то - явно собирался сесть. За решетку не попадали сравнительно немногие, те, кто прежде успевали попасть в армию. Страшным летом 42-го немцы, до этого почти беспрепятственно прокатив сотни километров по равнине, захватив уже, было, город, с размаху уперлись вдруг в Решетовку. Как трактор - в матерый пень, и ни туда - ни сюда. Тридцать страшных дней снова и снова бросались в атаки, превратили слободу в обугленное крошево, а потом ослабели, обтекли стороной, стали в оборону и зазимовали. И отсюда же, с этих пахнущих стылой горечью углей покатились без задержки назад следующим летом, когда с Востока навалилась стальная лавина Четвертой Танковой.

На то, чтоб построить иные обиталища, Государство тратило огромадные деньги, вот и завод пустило перво-наперво, чуть ли ни в сорок седьмом, - а вот Решетовка выросла на прежнем месте как будто сама собой, без лишних затрат, и вроде бы даже не изменившись с виду. Те же пестрые домишки по косогорам, те же ручьи нечистот, текущие где - по канавам, а где - и вовсе посередине ничем не мощеной улицы. Та же невидимая граница, отгораживавшая это место - от остального города. И по-прежнему милиция появлялась тут только изредка, большими группами, если случалось что-то уж вовсе из ряду - вон. Казалось, что чего-чего, а сути этого места не в силах изменить ничто. А потом начались Шестидесятые, и было решено, наконец, "Выжечь этот гнойник каленым железом". Как и за двадцать лет до этого, не обошлось даже без стрельбы, потому что история, как известно, повторяется не менее двух раз, но только второй раз - в виде фарса. И что вы думаете? Снесли-таки. Сровняли с землей, свалили, засыпали, заасфальтировали, не пощадив даже старого кладбища, на котором покоилось не менее десяти поколений "решетских" Вовсе поперек, - чтоб, значит, даже памяти, даже ориентиру нигде не осталось, - проложили новые улицы, понастроили пятиэтажек, - и стал заместо Решетовки Северо-Восточный микрорайон. Аборигенов частично расселили по другим местам, исчезла критическая масса, нарушились прежние связи, и стало место - как место, без своего особого лица.

А теперь старший лейтенант КГБ Нахапетов в сопровождении приданного ему работника райисполкома Советского района, товарища Т. Щепилова, шли по пустынным улицам, по сторонам которых высились те самые пятиэтажки. Не в трещинах дело, - трещины появились кое-где на третий-четвертый год, поскольку насыпной грунт на местах прежних балок дал осадку, - они были безобразно облезлыми. Живые дома, какими бы запущенными они ни были, все-таки выглядят по-другому. Достаточно сказать, что в окнах нижних двух этажей стекол не было вообще, а на более высоких уровнях они встречались, как исключение. Из темных арок, загроможденных всяким потерявшим облик, немыслимым ломом, тянуло холодным смрадом, от которого першило в горле. На бетонных столбах не осталось даже обрывков от проводов, пустые оконные проемы - сплошь и рядом окружала широкая черная кайма сажи. И, - дико, как лужа крови на чистой постели, бросилась в глаза громадная брешь на четвертом этаже одного из зданий. Похоже было, как будто что-то взорвалось в квартире на четвертом этаже, вынесло простенки, а потом - завалилось и все, что было выше, почитай весь верхний угол. Тут тротуар был непроходимо завален строительным мусором. Т. Щепилов был наряжен в серый плащ на шелковой подкладке, светлые брюки, заправленные в довольно-таки высокие сапоги, а на голове у него красовалась серая кепка. Предельно молчаливый и сосредоточенный, товарищ из райисполкома только изредка, сдержано вздыхал. Сапоги присутствовали вовсе не для форса, - какие-то несколько лет, а асфальт тротуаров вспучивался пузырями и зиял широкими промоинами: вода, проникнув в трещины, вымыла грунт, и он утек привычной дорогой зловонных ручейков былой Решетовки, вниз, в реку, а тротуар превратился в подобие полосы препятствий. В промоинах настрял, местами образовывая целые баррикады, всякий мусор, занесенный зализами грязи, и тогда местность до странности напоминала пейзаж после наводнения. Природа всегда в конце концов берет свое. Даже если это истинная природа чего-то вроде Решетовки.

Прохожие в здешних краях попадались редко, как правило, - это были худые, жилистые мужчины с шаткой походкой, неопределенного возраста и одетые не то, чтобы в лохмотья, а - в безвременную, недатируемую серятину. Проходя мимо, - они смотрели сквозь чужаков, как будто вовсе не замечая их, подобно тому, как взрослые, занятые люди не обращают внимания на каких-нибудь воробьев. Поначалу старшему лейтенанту казалось, что жизни тут нет вообще, но потом натренированное зрение выделило-таки некие признаки еще теплящегося бытия: некоторые окна были забиты дощатыми щитами, откуда-то потянуло не холодной гарью, а настоящим, осторожным дымком, а откуда-то, - Нахапетов насторожился, - раздавалось знакомое, ровное шипение. Судя по звуку, ЭХГ был не из самых мелких, но звук не двигался, и старший лейтенант решил дать самому себе отбой. Из профессионального садизма он довольно долго никак не реагировал на томление товарища Т. Щепилова. Наконец, не глядя на спутника, осведомился сухим тоном: