Медвежий ключ

Оглавление

123

Кружилась голова от голода и от неподходящей пищи, от холода, от мерзкого дыма костров из сырого тальника. Еды не было. Надо идти искать тропинку. Вялость, не хочется ничего. Ощущение усталости с утра.

Посидели, поговорили, договорились даже и о том, что кому-то придется поплыть грудью на сучьях, если тропинки не найдут. Плыть придется Кольше: Володька встал с температурой, красными глазами, сильным насморком. Если к самому теплому времени они не отыщут тропинку, Кольша поплывет в поисках выхода, и будь что будет.

— Какое сегодня число?

— Как будто, двенадцатое…

— Вот именно, «как будто»… Ну, пошли?

— Постой… Что это там?!

От камышей отделилось что-то длинное. На длинном стояло высокое, ритмично взмахивало чем-то. Человек! Человек в челноке!

— Э-ге-гей! Э-эй, мы здесь!

Человек в челноке махнул рукой, повернул челнок в сторону охотников. Вот и второй, сидит на дне. Хотя нет, длинное — это не челнок. Это связанные вместе бревна, вот это что, но на бревнах стоят два человека, прекрасно известных охотникам. Мараловы, отец и сын, вот кто это! Толкает шестом, сияет, довольный, что их нашел; привычно огромный, шумный, веселый.

— Мужики, здравствуйте!

Сын Маралова тоже кричит что-то, машет рукой из-за спины отца.

И как далеко, как сильно разносится его голос, какой он энергичный, здоровый! Как отличается его голос от их жалких болезненных «Здра-а…».

Маралов выскочил на берег, — могучий на голову выше обоих, обхватил их за плечи руками.

— Ну, вот и встретились! А остальные где?

Вот тут и понурились охотники, потому что один из их спутников лежал в наскоро выкопанной мелкой могиле, второй бегал, безумный, по острову. Слушая сбивчивый рассказ, все сильнее мрачнел Маралов, все больше уходил в какие-то свои мысли.

— Значит, вы последние, — подвел он нерадостный итог. И спохватился:

— Голодные?

Не дожидаясь ответа, потянул Маралов из сумки еду; невеликий деликатес, хлеб и сало, но таким блаженством показалась калорийная еда после гадости, которую ели на острове. И очень трудно было не спешить.

— А я ведь здесь посол, ребята, я не сам по себе. Знаете, кто указал мне, что вы тут, и поручил вас выручать: Никогда не поверите…

— Поверим, потому что парень этот… Петька… Он рассказал, успел он начать говорить. Получается, Народ медведей, но не все медведи… То есть они медведи, но говорят… — Володька запутался и вынужден был остановиться.

Маралов смотрел очень серьезно.

— Все правильно. Вас заманил сюда Народ медведей. Себя они называют Говорящие; если хотите, это медведи, умеющие говорить. Петьку они воспитали, он считал себя медведем. Что с ним случилось, мужики?

Этот вопрос Маралов задал тихо, укоризненно, и охотники даже потупились, хотя и не были ни в чем виновны.

— Акимыч убил Петьку… И Андрея.

Невеселый рассказ занял минут пять от силы; Маралов очень сильно помрачнел.

— Они думают, вы Петю захватили и держите как заложника… В этом случае они собирались ваших детей украсть и держать у себя. Но раз так… Наше счастье: они к смерти относятся иначе, чем мы. Они считают, смерти нет, и потому убийство прощают легко.

Но вот выпустят они вас только в том случае, если мы все, от имени всех людей, заключим с ними договор, согласимся на их условия совместной жизни. А нужно им — чтобы мы перестали охотиться на Народ… Тогда и они перестанут людей жрать, вот ведь как.

Кольша даже подавился, пытаясь прожевать хлеб побыстрее. Но первым успел высказать Володька:

— А мы разве полномочны решать за всех людей? Мы даже за всю деревню решать ничего не полномочны.

— А за охотников мы решать можем, верно? Можем мы решить, что не будем убивать говорящих медведей? Это, пожалуй, и нам самим выгоднее, ведь Константина и Саши больше нет.

— Убили?!

— Помните, медведь вышел к своим же следам и на вас сзади напал, ранил Донова?

— Конечно, помним.

— Этот медведь погиб, чтобы дать уйти молодому. Этот молодой медведь и заманил вас на остров. А ночью пришел с другими медведями, и они убили Сашу и Константина. Константина лично убил сын того самого медведя.

Маралов помолчал, дал мужикам время подумать.

— Видите, мужики — это уже не охота, это война. Нужна она вам?

— Дикий вопрос, Дмитрий Сергеевич. Только как ее кончать, и как отличить разных медведей, говорящего от неговорящего?

— Кончить войну просто: поручиться, что люди не будут убивать Говорящих, и что мы им дадим картошку, научим ее сажать. И все, мир. А вот как различить… с этим сложнее — Говорящий народ уверен, что его сразу можно различить, это всем видно.

— Мне вовсе не видно.

— Мне тоже…

— Сказать по правде, и мне не всегда видно. Придется, как я понимаю, прекратить охоту на медведя. Потянем?

— Мы-то потянем, а вот как убедить весь народ?

Еще с полчаса говорили они, сидя на песке, как и кого убеждать: кому показать говорящего медведя, с кем поговорить, а кого попросту напугать. Но эта часть разговора вряд ли интересна кому-нибудь, кроме их односельчан.

— Ладно, хватит ходить вокруг да около, — поднялся, наконец, с песка Маралов, — беремся мы выполнить договор?

— За Малую Речку — пожалуй… Но за всех остальных не поручимся.

— Тогда я попробую объяснить это Народу. А пока пошли искать Акимыча.

Акимыч, к удивлению охотников, мирно почивал между стеблей тальника, и даже не удивился подошедшим. Володька с Кольшей были готовы ко многому, но вот чего не ждали, того не ждали.