Медвежий ключ

Оглавление

Так, что у нас тут? Даже таблетки не все раздавлены, не все подмокли. Тем паче, ничего не сделалось шприцу — благо допотопный, металлический (и нес его Федор в таком же массивном, доисторическом футляре). Даже из ампул бициллина только одна лопнула за все его приключения. Кипятить шприц не было времени — кто знает, сколько тут будет валяться в воде этот медведь? Да и необходимости, похоже, особой не было. Федор набрал содержимое ампулы… Подумал, добавил вторую, и пошел разбираться с медведем.

К его изумлению, зверь при его приближении сел, повернулся к Федору своим раненым плечом. Как будто понимает — его лечат! На этот раз даже не пошевелился медведь, пока Федор вгонял в него иглу, вводил лекарство. Только издавал свои:

— Уу-уарр… Уу-уу…

Да когда уже Федор вырвал иглу, мотнул башкой и что-то опять начал фыркать.

Медведь еще часа три валялся в воде, взревывал и плюхался, играл. Потом он подошел к месту, где поселился Федор, под сень двух раскидистых кедров. Он основательно обнюхал все, что было в лагере, включая и самого Федора. Рана на плече у него начала затягиваться — трудно сказать, от бициллина или от воды; гноя не было.

Зверь побродил, понюхал и ушел, все еще хромая на левую переднюю лапу, а вечером опять пришел Спаситель, принес в своей пасти глухаря. Птицу придавили совсем недавно, кровь еще стекала с переломленной шеи. Спаситель бросил глухаря у ног Федора, сам по-собачьи сел рядом. Федор припомнил то сочетание взрыкиваний и пофыркиваний, которые слышал от медведя с занозой в плече, и воспроизвел, как получилось.

Как он и рассчитывал, Спаситель ответил ему тем же… или почти тем же — Федору показалось, что зверь исправляет его, Федора, произношение. А потом медведь ударил себя в грудь правой лапой (грудь загудела, как огромный барабан), и издал подряд несколько фырканий. Вот оно что…

И Тихий показал рукой на Спасителя, стал фыркать так же, с той же последовательностью и силой. Медведь опять ударил себя в грудь, повторил сочетание фырков. Тихий повторял и повторял, а потом медведь указал лапой на него и опять что-то профыркал.

Не понять было довольно трудно, вот только как ему представиться?! Выговорить свое человеческое имя Тихий не мог, и пришлось тоже фыркать и взревывать. Но Спасителя это вполне устроило, он только несколько раз повторил издаваемые Федором звуки. А потом положил лапу на ствол кедра и стал фыркать, взревывать, ритмично ворчать. Так немой с рождения Федор Тихий начал учиться говорить — на тридцать пятом году жизни и не на языке людей.

В эту ночь ему приснился странный сон — что к нему пришел еще один медведь, — огромный зверь, очень светлый и с рыжими подпалинами на боках. Этот зверь почему-то связывался у Федора с медвежьим черепом на колу… совершенно непонятно, почему. Этот медведь смотрел на Федора мудрым взглядом, взглядом умного старика, и вдруг поднял лапу, коснулся ею головы Федора, и тут же исчез. Федор проснулся сразу после этого сна — почему сон и запомнился, и долго лежал, не в силах опять уснуть. Плыли небесные светила, отражались в воде кедры с того берега, в холодной тишине струился туман между стволов. Происходило что-то, чему Федор не мог дать названия.

Еще сутки он провел совсем один — только вечером пришел Спаситель, принес тетерева в пасти. Федор и так перешел почти полностью на мясную пищу, ему казалось это лишним… Но он еще не знал, как надо отказаться, не переставая быть вежливым.

Еще через день пришел медведь, у которого была заноза, принес заднюю ногу марала. Так и принес целиком, прямо со шкурой, и положил у кострища. Общаться он не захотел, сразу ушел, и хорошо, скоро появился Спаситель, съел часть принесенного мяса.

А еще через день (на ногу уже можно стало наступать… если действовать осторожно) произошло самое страшное, чего мог ожидать Федор: у озерца появилась медведица с медвежонком. Медвежонок был какой-то дохловатый — недовольно скулил, ныл без перерыва, все время отставал от матери. Что он не здоров — это Федор понял сразу, и сердце его упало второй раз.

Медведица сразу пошла прямо к Федору, и ему стоило немалых сил не побежать и не схватиться за ружье. Если бы еще тут был Спаситель… К изумлению Федора, медведица вдруг упала на передние лапы, и ее голова оказалась возле ног Федора Тихого. Уже в этом положении она стала фыркать и порыкивать; потом пошла вокруг Федора в каком-то непонятном танце, припадая по очереди на все четыре лапы. Словом, вела себя примерно та же, как тот, первый медведь, возле колов с черепами.

Федор чуть не возмутился: неужели его можно перепутать с медвежьим черепом на колу?! Но потом начал соображать — поклоняется ему — значит, чего-то хочет. И нетрудно ведь понять, чего именно хочет животное…

У медвежонка, похоже, просто сильная простуда. Опять нужен укол бициллина, и на этот раз Федор не решился дать двойную дозу, но повторил укол через несколько часов. Все эти несколько часов медведица прилагала все усилия, чтобы Федор не мог вылечить малыша: рявкая и колотя лапой, загоняла его в озерцо, а малыш жалобно вопил, изо всех сил пытаясь вырваться.

Медведица провела ночь где-то поблизости и с первым светом опять загоняла медвежонка в воду. Потребовалось полчаса воплей, отрицательных взмахов руками и приплясываний прямо на пути зверя, чтобы медведица перестала губить свое чадо. Ну, и сделал он еще один укол…

К вечеру звереныш стал выглядеть получше, и даже пытался погнаться за жуком: жук сел зверенышу на нос и тут же, басовито жужжа, улетел. Незадолго до вечернего заката мать фыркала и ворчала что-то, и медвежонок тоже профыркал ответ. После чего медведица опять упала на передние лапы, склонилась до земли перед Федором, и ушла вместе со зверенышем. У медвежонка вид был еще дохлый, его временами шатало, и Федор совсем не был уверен, что зверек выживет. Но больше никогда не видел Федор ни медведицы, ни малыша, а когда услышал о них, то оказалось — все-таки малыш остался жив!