Медвежий ключ

Оглавление

Ба! Да ведь под утро медведи вовсе не опасные! Какая она глупая, что сидит здесь! Ведь медведи охотятся вечером, в сумерках, или в начале ночи… как охотился на нее этот. А глухой ночью они спят, и под утро, и ранним утром тоже спят. Значит, можно слезть вниз и поспать!

Катя соскользнула на землю и не выдержала, вскрикнула: так свело судорогой ноги. Вскрикнула и сразу же опять вцепилась в ствол: а вдруг зверь притаился поблизости и готовится броситься, как только она отойдет от ствола! Да нет, конечно же, медведь давным-давно спит! На свое счастье, Катя не была опытной охотницей, хорошо знавшей нравы медведей; недавно погибший отец мало рассказывал про свои дела и про зверей. Не была Катя и умной, начитанной девочкой, много знавшей из книг… да и самих книг она прочитала не так уж много. Почему «к счастью»? А потому, что Катя не знала, что медведи как раз «сумеречные животные» — охотятся они вечером и утром.

Но Катенька вообразила, что под утро ни один медведь ее не тронет, и осталась на земле, изо всех оставшихся сил растирая затекшие, сведенные судорогой ноги. На развороченной поляне все еще разило тухлятиной, кислым смрадом старого медведя, свисали клочья мха и травы с веток деревьев. Катю пугала эта поляна, место битвы медведей, но сил уходить уже не было. Девочка улеглась прямо там, где просидела несколько часов, между корней сосны и в двух шагах от опрокинутого на бок, придавленного ведра; и словно провалилась в крепкий сон.

Трудно сказать, сколько проспала Катя; вряд ли ее сон длился больше двух-трех часов, но проснулась она почти что совершенно отдохнувшей, да и кошмаров больше не было. А проснулась Катюша от холода, потому что в Сибири в августе уже стоит погода не летняя, а предосенняя, и вполне могут быть даже заморозки — тем более, в горах. Заморозок не настал, но спать на голой земле в одной кофте было никак невозможно, и Катя несколько минут согревалась, растирая себя руками, а потом подпрыгивая — сначала на одной ноге, потом на другой.

В животе бурчало, все мышцы болели после проклятой сосны. После того, как ее чуть не съели, Катя чувствовала себя психологически совершенно измученной, но свет раннего утра все изменял в лучшую сторону, Катя знала, куда надо идти, и от этого привычная бодрость вливалась в простенькое сознание девочки. Вот только еды никакой не было, и пока не вернется Катя домой — можно не рассчитывать, не будет…

Катя встала, прикидывая, как выходить ей к дороге, а по дороге — к деревне, когда ее накрыло первое утробное ворчание. То самое — идущее из глубины исполинской туши, вибрирующее, недовольное. И совсем близко! Распадки подхватили эхо, понесли его по тайге, и давно затихнув рядом с Катей, ворчание медведя много раз вернулось к ней издалека. Первобытные грозные звуки, красивые своей силой и первозданностью — но слышать их хорошо в записи, сидя в уютной квартире, в кресле или на диване. В лесу, издаваемые не магнитофоном, а живым и очень сильным зверем, они производят совсем особое впечатление.

Катя стиснула руки у груди, судорожно оглянулась. Ага, лучше всего бежать вон туда, в ту сторону! Только уже спустившись со склона, перебежав долину и почти вскарабкавшись на новый склон, Катя сообразила, что бежит не к дороге, а неизвестно куда. Но она, естественно, продолжала бежать так, чтобы оказаться как можно дальше… от источника этого звука. И только через полчаса, не меньше, Катя перешла на тихий, медленный шаг, утихомиривая сердце. Вроде бы, дорога была там… Взобравшись на хребет, Катя пыталась понять, откуда она начала путь и куда ей теперь лучше пойти. Ага, вот вроде бы, туда…

И почти сразу — новое ворчание, такое же громкое, свирепое. Зверь был как раз там, куда собиралась направиться Катя, и девочка шарахнулась по хребту, стала уходить как можно дальше. Но и там, впереди, был медведь! То ли прямо на хребте, стоило пройти еще метров триста, то ли в долинке, в зарослях малинника, но был. У Кати оставался один выход — продолжать бежать туда же, куда она уже бежала. И пришлось даже поторопиться, потому что уставшую, присевшую отдохнуть девочку ворчание буквально сдуло с удобного пенька, заставило почти что бежать дальше. Она понимала, что медведь, или целое стадо медведей, специально гонят ее куда-то… Хотела бы она знать, куда! И она понимала, что теперь ей будет совсем не просто найти дорогу, по которой они ехали вчера с Верой и Таней.

Солнце встало уже высоко, измученная девочка начала запинаться на ровном месте, карабкаться на каждый новый хребет становилось все труднее и труднее. Но остановиться не давали. Как-то Катя специально не побежала дальше после очередного ворчания: назло самой себе, назло зверю, назло своему страху, назло судьбе! Тогда зверь оглушительно рявкнул — судя по звуку, буквально метрах в тридцати, и Катя со сдавленным криком помчалась, не разбирая дороги. Ни разу медведь не показался ей, ни разу он не попытался догнать Катерину и съесть. Он только все время гнал ее вперед, к неизвестной Кате цели, и девочка даже не была уверена, один там медведь, или несколько: если один, почему рев идет из разных мест?

Раза два Кате начинало казаться, что вот здесь она была когда-то, что она знает этот склон или этот распадок, но ощущения эти были смутными, неясными — у Кати не было времени и сил, чтобы всмотреться и подумать. Вот очередной, как будто знакомый ей склон… Девочка еле плелась, а взобравшись на хребет, чуть не вскрикнула: хребет нависал над деревней! Вот она, Малая Речка, лежит перед ней в сиянии раннего дня! Солнце стояло высоко, и только тут до Кати дошло, что бежала она несколько часов. На обращенном к деревне склоне сосны прорежены, и ничто не мешало смотреть: под лучами солнца, внизу, сливался Ой с Малой речкой, стояли порядки домов, серо-коричневая лента дороги плавно переходит в улицу, и по ней движется маленькая унылая машинка, поднимает шлейф пыли.