Одиннадцать минут

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Запись в дневнике Марии, сделанная, когда ей было 17 лет:

...

Моя цель – понять, что такое любовь. Знаю, что, когда любила – чувствовала, что живу, а то, что со мной теперь, может, и интересно, однако не вдохновляет.
Но любовь так ужасна – я видела, как страдали мои подруги, и не хочу, чтобы подобное случилось со мной. А они раньше подшучивали надо мной и моей девственностью, а теперь спрашивают, как это мне удается подчинять себе мужчин. Я молча улыбаюсь в ответ, потому что знаю – это лекарство хуже самой болезни: просто я не влюблена. С каждым прожитым днем все ясней мне становится, до чего же мужчины слабы, переменчивы, ненадежны, как просто сбить их с толку и застать врасплох... а папаши кое-кого из моих подруг уже подкатывались ко мне, да я их отшила. Раньше я бы возмущалась и негодовала, а теперь понимаю, что такова уж она, мужская природа.
И хотя моя цель – понять, что такое любовь, и хотя я страдаю из-за тех, кому отдавала свое сердце, вижу ясно: те, кто трогают меня за душу, не могут воспламенить мою плоть, а те, кто прикасается к моей плоти, бессильны постичь мою душу.

Часть 2

Марии исполнилось девятнадцать, она окончила школу, устроилась продавщицей в магазин, торговавший тканями, где в нее влюбился хозяин, – но девушка к этому времени уже в совершенстве владела искусством использовать мужчин. Она ни разу не позволила ему никаких вольностей – не дала ни обнять, ни прижать, – но постоянно дразнила его и разжигала, зная силу своей красоты.

А что это такое – «сила красоты»? И как живется на свете некрасивым женщинам? У Марии было несколько подруг, которых никто не замечал на вечеринках, которых никто не спрашивал: «Как дела?» Невероятно, но факт – эти дурнушки несравненно меньше ценили перепадавшие им крохи любви, молча страдали, когда оказывались отвергнутыми, и старались смотреть в будущее, находя что-то еще помимо необходимости краситься и наряжаться, чтобы кому-то там понравиться. Они были куда более независимы и жили в ладу с самими собой, хотя, на взгляд Марии, мир должен был им казаться совершенно невыносимым.

Ну а она вполне сознавала, насколько хороша. И хотя советы матери она обычно забывала, один, по крайней мере, прочно засел у нее в голове: «Красота, доченька, – не вечна». И потому она продолжала играть с хозяином в кошки-мышки, не отталкивая его окончательно, но и не давая слишком уж приблизиться, так что игры эти принесли ей значительную прибавку к жалованью (она ведь не знала, сколько времени удастся ей держать его в ожидании того дня, когда ему удастся затащить ее в постель), и это – не считая сверхурочных (в конце концов, хозяину приятно, когда она – рядом, к тому же он опасался, что она выйдет как-нибудь вечерком да и встретит большую чистую любовь). Она проработала двадцать четыре месяца кряду, дала денег родителям и вот наконец исполнила свое давнее намерение. Мария скопила достаточно, чтобы провести неделю в городе своей вожделенной мечты – Рио-де-Жанейро, визитная карточка страны, место, где живут знаменитости и звезды!

Хозяин предложил поехать с нею, пообещал взять на себя все расходы, но Мария выкрутилась – наврала, что мать поставила ей единственное и непременное условие: если уж она отправляется в одно из самых опасных в мире мест, то ночевать должна будет непременно у своего Двоюродного брата, мастера восточных единоборств.

– Да и потом, на кого же вы оставите магазин? У вас ведь нет человека, которому бы вы доверяли.

– Говори мне «ты», – сказал он, и в глазах у него Мария увидела такой уже знакомый ей огонек страсти.

Ее это удивило – ей-то казалось, что у него на уме только секс. Но глаза его говорили иное: «Я могу дать тебе и дом, и семью, и деньги для твоих родителей». Что ж, она решила подкинуть в костер еще хворосту, чтоб огонь разгорелся поярче.

И сказала, что будет очень скучать без любимой работы и в разлуке с теми, к кому успела так сильно привязаться (она специально выразилась так расплывчато: пусть-ка он помучается, пытаясь отгадать, входит ли он в число «тех»), и пообещала, что будет соблюдать всяческую осторожность, чтоб не лишиться ни бумажника, ни чести. Но на самом деле ей просто хотелось, чтобы никто – ни один человек на свете! – не испортил ей первую неделю полнейшей свободы. Она будет делать все, что придет в голову, – купаться в океане, разговаривать с незнакомыми, разглядывать витрины дорогих магазинов и внутренне готовиться к тому, что появится прекрасный принц и увезет ее с собой навсегда.

– Да и что такое, в конце концов, одна неделя?! – спросила она с обольстительной улыбкой. – Пролетит – и не заметишь. Скоро я вернусь и приступлю к своим обязанностям.

Безутешный хозяин еще немного поспорил, а потом сдался, ибо он к этому времени, никому ничего не говоря, для себя уже решил твердо: когда Мария вернется, он предложит ей руку и сердце. Ему не хотелось выглядеть в ее глазах чересчур настырным и тем испортить все дело.

Двое суток в автобусе – и вот Мария уже в третьеразрядном отельчике на Копакабане (о, Копакабана! о, это море, о, это небо!..). Даже не стала распаковывать чемоданы, а только вытащила купленный перед отъездом бикини, надела его и, хоть небо было затянуто облаками, побежала на пляж. Взглянула на море, почувствовала страх, но, умирая от стыда, все же вошла в воду.

На пляже никто не заметил, что произошла первая встреча этой девушки с океаном, с царицей вод Йеман-жой, с морскими течениями, с пеной волн, а стало быть – и с лежащим по ту сторону Атлантики африканским побережьем со всеми его львами. Когда же она вышла из воды, ее тотчас атаковали трое: какая-то женщина попыталась продать ей сэндвич «из натуральных продуктов», чернокожий красавец предложил, если, конечно, она свободна сегодня, прогуляться вечерком, а еще какой-то господин, ни слова не говоривший по-португальски, знаками пригласил ее выпить с ним кокосового молока.