Явка с повинной

Оглавление

– И давно так? – она рассмеялась.

– С обеда, – ответил Лева, беспомощно развел руками. – В вашем присутствии я катастрофически глупею.

– Левушка, давай на «ты», – она взяла его под руку, они пошли по аллее сквера. – В нашем «вы» звучит комплекс неполноценности, будто мы защищаемся, боимся, как бы нас не обидели. Не такие уж мы беззащитные, правда?

– Мы? – Лева расправил плечи и воинственно поднял голову. – Только Левушкой меня не называй.

– Я уже думала об этом. Конечно, «Левушка» слегка принижает твое мужское достоинство, – говорила Нина, улыбаясь. – Сейчас же перестань краснеть. Нет, красней, – она рассмеялась. – Левушка, красней и вообще ни в чем не меняйся. С твоим именем накладочка получилась. Ты же не хочешь быть Львом? Естественно. Придется отращивать гриву, пшютовские баки, переучиваться говорить.

Если существует на свете седьмое небо, то Лева находился именно там, шагал по нему легко и уверенно, не забывая при том держать курс в сторону своего дома. Немногие женщины умеют ходить с мужчиной под руку. Нина опиралась на Левину руку так, что он, чувствуя себя мужчиной, не превращался в носильщика. Иногда она освобождала руку совсем, но не давала ему потеряться, напоминала о своем присутствии легким прикосновением плеча. Она вела его по седьмому небу, сильного, уверенного, совершенно неповторимого.

Лева улыбался, находясь в состоянии блаженного покоя, он как бы из нереального далека думал об убийстве и убийце, пытался представить лицо матери, улыбку отца и хитрые глаза Клавы. Нина была чуть ли не первой девушкой, с которой он приходил в дом. Когда-то, еще на первых курсах университета, мама удивилась, что девушки редко заходят к нему. Отец тогда пошутил, мол, не такие уж у тебя страшные родители, прятать их не обязательно. Лева, не придавая словам никакого значения, ответил: как встречу достойную девчонку, приведу мигом. Посмеялись и забыли. Затем Лева понял, что случайно оброненная им фраза налагает на него определенные обязательства. Проходили месяцы, годы, уже неловко стало отшучиваться и прийти просто со знакомой. Идя к Нине на свидание, Лева и не думал приглашать ее в гости, а увидев в сквере на скамейке, решил сразу и бесповоротно. Только Нина о его решении не знала. Лева, как многие мужчины, обладал недюжинной отвагой: пережевывая уже десять раз отрепетированные слова, в подъезд своего дома он свернул молча.

– Куда это мы? – не останавливаясь, спросила Нина.

Легкость ее тона, то, как она помогла ему закрыть дверь лифта, помогли Леве беспечно ответить:

– Ко мне заглянем, я, между прочим, сегодня не ел. Заодно познакомишься с моими стариками. Они у меня страшно молодые. Учти, главная в доме Клава, наша судьба в ее руках.

Клава, сразу не разобрав, что Лева пришел с девушкой, встретила их ворчанием, мол, двое это не один, предупредить следует. Она мигом поставила в кухне второй прибор, спросила: «Неумытые за стол сядете?» – и увела Нину.

Пока молодые люди послушно мыли руки, Клава прикрыла дверь на кухню, приборы появились в столовой. Лева, как и подобает инспектору уголовного розыска, сразу отметил, что тарелки не будничные, разнокалиберные, а из «пасхального» сервиза. Кормили, естественно, по первому классу. Лева хотел было объяснить, что севрюгу ест далеко не каждый день, но махнул рукой и принялся за еду. Клава сновала между кухней и столовой бесшумно, но, видимо, успела оповестить о событии, так как мать с отцом довольно долго не появлялись. Первым из своего кабинета вышел генерал, он солидно представился, попросил у Клавы стакан чаю и, сев за стол, начал ухаживать за Ниной. На сына после утренней стычки Иван Иванович старался не смотреть. Затем появилась мама, она, в отличие от отца, одетого в домашнюю куртку, успела переодеться, каким-то образом оказалась в костюме, очень похожем на костюм Нины. За столом завязался обычный разговор-знакомство: немножко о погоде, поверхностно о том, кто чем занимается. Мама рассказала дежурный анекдот о «своих психах». Лева молчал, полагая, что мавр сделал свое дело, теперь пусть родители выпутываются сами. Неожиданно Клава поставила на стол запотевший графин с настойкой собственного производства, заявив, что сегодня то ли рождество, то ли пасха. Спорить с ней никто не стал.

Клава заметила, что Нина, лишь слегка пригубив, отставила бокал. Девушка объяснила, что ей завтра выступать, разговор полностью переключился на бега, быстро превратившись в пресс-конференцию, на которой Нина представляла главу правительства, отвечавшего на сыпавшиеся на него вопросы. Она мгновенно уловила стиль, манеру разговора семьи. Сначала отец задавал вопросы шутливо. Почувствовав, что гостья не смущается, отвечает даже задиристо, принялся за нее всерьез.

– Скажите, Нина, ну кому в наш век нужны лошади? – спрашивал он. – Я понимаю, для развлечения, отдыха. Но вы говорите серьезно, как о науке, о производстве, требующем больших капиталовложений. Кому? Кому это сегодня надо? Посвящать такому делу жизнь?

Нина взглянула на хозяина несколько растерянно, перевела взгляд на Леву, смутилась. Лева хотел прийти на помощь, мама его опередила:

– Иван, ты считаешь, что посвящать жизнь имеет смысл только пушкам?

– Спасибо, – Нина благодарно кивнула, повернулась к генералу. – Кому нужны племенные лошади сегодня? Надеюсь, что вам, Иван Иванович.

– Сожалею, Ниночка, нам они не нужны, – парировал генерал, не желая обострять спор, попытался сменить тему, начал было разговор о новом фильме, однако Нина прервала его:

– Простите, у наездников принято вести борьбу от столба до столба. Я настаиваю, что и вам, военным, и вам, Иван Иванович, лично, совершенно необходимы лошади. Не лошади вообще, а племенные, выхоленные, специально вытренированные чемпионы и рекордсмены.