Явка с повинной

Оглавление

Следователь наклонил голову.

– В воскресенье, двадцатого июля этого года, вы, Крошин Александр Александрович, в период с семнадцати тридцати до восемнадцати часов в помещении конюшни шестого тренотделения ипподрома ударом в висок убили мастера-наездника Бориса Алексеевича Логинова, – медленно и негромко говорил следователь. – Согласны?

– Нет, – спокойно ответил Крошин.

Следователь посмотрел на Крошина укоризненно, на Леву вопросительно.

– Кто здесь дурак? Вы знаете, что убили, мы знаем – вы убили, вы опять же знаете, что мы знаем.

– Для детской игры обвинение слишком серьезно, – ответил Крошин.

– Простите, вы меня не поняли, – возразил следователь. – Не ставьте себя в глупое положение. Я сейчас не собираюсь обсуждать ваш моральный кодекс и иные человеческие качества, однако считаю вас человеком смелым. Так наберитесь мужества и признайтесь.

Крошин молчал, отказывался не только говорить, но и думать. Он замкнулся на единственной мысли: есть отпечатка или их нет?

– Страшно? – сочувственно спросил следователь. – Что именно страшно? Нам сказать? Мы и так знаем. Себе сказать? – он задумался. – Пора уже, человека давно похоронили. Вслух произнести?

Крошин поднял голову.

– Чего вы добиваетесь?

– Предлагаете поменяться ролями? Вас мучает какой-то вопрос? – Следователь оперся на свой огромный стол. – Согласен ответить на любой ваш вопрос. При одном условии.

– Какое условие? – Крошин тоже подался вперед.

– Оба будем отвечать только правду. Без протокола, только для нас, – следователь кивнул в сторону Левы, – и для вас.

– Правду? – Крошин усмехнулся. – Гарантии?

– Честное слово, – ответил следователь. – Только я с вас честного слова брать не собираюсь, и сам вам такого дать не могу. Вы – убийца, я – следователь прокуратуры. Простите, между нами джентльменских соглашений быть не может.

Лева привстал. Сейчас Крошин бросится на него. Следователь, не отрываясь, смотрел на Крошина. Когда Крошин перевел дух и опустился в кресло, Лева тоже расслабился.

– Я начал с правды, – сказал следователь. – Ваше жизненное кредо – каждому свое?

– Да!

– В данной ситуации я с ним согласен. Вы даете слово – себе, я – себе. Каждый себе и судья.

Крошин облизнул пересохшие губы, следователь улыбнулся Леве.

– Дай нам воды, дружок. Мы хотя и разные, но оба нервничаем.

– Я тоже, – признался Лева, перенес графин на стол, налил три стакана.

– Согласен, – Крошин выпил воду и отставил стакан.

– Кто первый спрашивает? – поинтересовался следователь.

– Я, – быстро ответил Крошин, следователь кивнул. – Чего вы добиваетесь?

– Явки с повинной. Вас не задерживали, не допрашивали в качестве подозреваемого. У вас еще есть возможность явиться с повинной.

Крошин хотел рассмеяться, потом раскашлялся, создавая паузу, и снова выпил воды.

Все не так, все идет наперекосяк. Крошин растерялся. За последние сутки он десятки, сотни раз проговаривал, проживал этот допрос. Отлично представлял все возможные вопросы, заучил свои ответы. С первой секунды следователь все перевернул. Все не так. Пустой стол, отсутствие протокола и стандартных вопросов. Почему в прокуратуре присутствует инспектор уголовного розыска? Охрана? Конечно, охрана. Старик меня боится. Крошин приободрился.

– Преступник оставил в деннике отпечатки пальцев? – Крошин от напряжения открыл рот.

Следователь сдержал улыбку и ответил:

– Нет! Вы не оставили отпечатков.

– Как? – Крошин растерялся окончательно, откинулся на спинку кресла, вытер платком пот.

«Врет? Не может этого быть! Зачем нужна следователю такая ложь? Если он сказал правду, им ничего не доказать. Все эти разговоры – лишь колебание воздуха, даже если они записывают беседу на магнитофон. Я могу встать и уйти. Прокурор не даст санкции на мой арест. Он и не дал, иначе бы не приглашали по телефону, брали бы, и все. Не вязал бы следователь хитрый разговор, оперировал фактами; затем арест и следственный изолятор. На что же следователь рассчитывает? Он стар, опытен, безусловно, умен. Встать и уйти. Уволиться, уехать из города. Оснований для ареста нет. Встать и уйти».

Крошин не мог встать. Следователь, большой человек с седой, коротко остриженной головой, сидел за огромным пустым столом, спокойно смотрел на Крошина и ждал. Терпеливо ждал. Его спокойствие и терпение не позволяли Крошину встать и уйти.

– У вас все? Больше вопросов нет? – Николай Тимофеевич толстыми пальцами попытался снять приставшую к сукну соринку, у него не получалось, и он недовольно хмурился.

– Все, – Крошин выпрямился, расправил плечи, смотрел вызывающе.

– Хорошо, – следователь взглянул на часы и встал. – Сделаем перерыв на обед. Сейчас два, я вас жду в три.

Крошин кивнул, не отдавая себе отчета в происходящем, двинулся к двери.

– Александр Александрович, – остановил его следователь, – надеюсь, у вас хватит мужества не пить за обедом?

Крошин уже открыл дверь, да так и застыл на пороге – несколько секунд не двигался, вышел не оглянувшись.

– Мы с тобой молодцы, как ты считаешь, дружок? – следователь вынул из сейфа папку и направился к дверям. – Твое суждение о натуре данного индивида оказалось верным. И воплощаю я твою идею неплохо. Как твое мнение?

Лева воздержался от ответа и сказал:

– Мне надо подумать, Николай Тимофеевич.

– Думать, дружок, всегда, полезно, – следователь запер кабинет. – Пойди поешь и приходи сюда минут пять-шесть четвертого. Не раньше. Понял? А я к прокурору, Крошина пора арестовывать.