Засланец

Оглавление

Шлепая плицами, паровая яхта бодро приближалась к причальному дебаркадеру. Палубные матросы засуетились, готовясь к швартовке.

Я осмотрелся и не торопясь спустился к угольному бункеру. В тени поднятой крышки люка скорчился скилл. Он был похож на черта.

– Я думал, ты уже ушел, – сказал я.

– Я не мог, – отозвался Хтор. – Вахтенные заметили бы. Уйду ночью.

– Как знаешь.

Я не испытывал к Хтору теплых чувств. Но я знал, что с ним мне предстоит еще встретиться. С ним и с его народом. Ведь у призраков, как выяснилось, гораздо больше общего со скиллами, чем с людьми. Я не просто испытывал любопытство, я предощущал какую-то пока еще смутную надежду… Я должен был все увидеть собственными глазами: и Лесогорье, и Целестинскую падь, и эту таинственную Великую Машину, которую строят скиллы.

Я расстегнул молнию на поясе-кошельке, который прятал под матроской, вытащил горсть монет.

– Держи!

Скилл подставил ладони, я ссыпал в них чеканы – новенькие серебряные кружочки с пирамидой на аверсе и номиналом на реверсе.

– Прощай! – сказал я. – Даст Ктулба, свидимся.

– Свидимся, – эхом отозвался Хтор.

Могу поклясться, что это была не просто вежливость. В голосе скилла звучала непоколебимая уверенность.

Я кивнул и направился к пассажирской палубе, куда должны были подать трап. «Рассвет» уже причаливал. Матросы держали швартовы наготове. Смолкли машины. Тихо журчала под форштевнем речная вода. Пассажиры нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Я скромненько стоял в сторонке, среди других матросиков, заслуживших увольнение на берег. Они весело болтали, предвкушая выпивку, девочек и драку.

Подошел старший механик Маллер. Таким за весь рейс я его не видел. В плавании стармех носил обычную матросскую робу и всегда был готов залезть по уши в масляные внутренности любого заартачившегося механизма. Теперь же передо мной стоял настоящий офицер. Фуражка, китель, брюки, ботинки – все белое. Сверкали золотые пуговицы и галуны. Благородные седые бакенбарды были аккуратно расчесаны.

– Впервые в столице, Странный? – осведомился Маллер.

– Так точно, господин старший механик! – отчеканил я.

Маллер поморщился: он не любил показного соблюдения субординации.

– Куда думаете пойти? – спросил Маллер и сам себе ответил: – В кабак, конечно…

Я осклабился, как последний недоумок. Дескать, куда еще пойти кочегару после без малого семи дней адской работы?

– Ну-ну, – пробормотал стармех. – Постарайтесь обойтись без поножовщины. Кочегар вы отличный…

– Рад стараться! – продолжил я валять дурака.

Маллер махнул рукой и отошел в сторонку.

«Рассвет» пришвартовался. Я покрепче перехватил сверток с креагуляром, дождался, пока на берегу окажутся пассажиры и матросики, и лишь тогда сошел сам. С пристани в город поднималась широкая лестница. Дорога в матросские кабаки вела в обход этого архитектурного шедевра, но мой путь лежал совсем в другую сторону. Меня влекло в квартал, примыкающий к торговой пристани и складским пакгаузам. Там располагалось заведение, аналогичное лавчонке Карра Ящера в Котле-на-Реке. Правда, в отличие от Ящера, хозяин этого заведения скупал у матросни все подряд. Разумеется, не брезговал и артефактами.

Напрасно стармех расстраивался. В мои планы не входили пьянка и поножовщина. Правда, узнай этот милейший человек о том, что я затеваю, то расстроился бы еще больше. Спекуляция запрещенным товаром, антигосударственная деятельность, не говоря уже о подготовке инопланетного вторжения. Объективно говоря, смысл моей жизни состоял в том, чтобы нарушать мирное существование таких вот Свенов Маллеров, посягая не только на их покой, но и на эту дождливую луну, которую они с полным правом считают своей.

Впрочем, наверняка Ктулба велел им делиться. Тем более – с братьями-землянами…

Лавчонка скупщика всего подряд притулилась возле огромного, будто средневековый замок, склада. Ни вывески, ни хромированного знака, как у Ящера: кирпичные стены, крепкие двери из толстых, нашитых внахлест березовых досок. Я потянулся к ручке, но дверь вдруг распахнулась, и на крыльце появился хмурый матрос, пересчитывающий на заскорузлой ладони редкие медяки.

– Стыдливец, – с ненавистью прошипел матрос, скатился со ступенек и, ссутулившись, зашагал в сторону речного вокзала.

Похоже, я попал, куда надо…

В лавке оказалось темно – хоть глаз выколи. Свет просачивался сквозь узкое, забранное частой решеткой окошко. Стены занимали полки, заваленные разным хламом. Перегораживал помещение широкий прилавок, за которым сгорбившись, будто паук, торчал владелец. Вся обстановка кричала о его бедности и непрактичности, а вернее – о патологической жадности.

– Принес чего? – осведомился «паук». – Или купить чего хочешь? Есть духи, помада, чулочки для твоей девочки… Стрептоцидная мазь, колеса, марафет…

– Мнэ-э…

– Есть особый товар, – понизив и без того глухой голос, продолжал торгаш. – Сторчок, стынь-лампа, нож-оборотень… Все подлинное, изготовлено низовыми скиллами…

– Да я, собственно, показать хотел… – пробормотал я.

– Так покажи!

Я развернул сверток и осторожно выложил перед хозяином креагуляр. «Паук» впился в него взглядом, потом сунул лапу под прилавок и чем-то там щелкнул. Повеяло холодом, будто рядом раскололи дьюар с жидким азотом. Артефакт пронзило сиреневым, слабо мерцающим светом. В нем креагуляр казался больше, чем был на самом деле. Он будто расслоился, и между этими призрачными слоями циркулировало нечто вроде молочно-белой с рубиновыми прожилками жидкости.