Робкое дыхание

Оглавление

Так она лежала и думала, пока он вновь не придвинулся к ней и не притянул к себе.

– Терпеть не могу женщин, которые не спят, когда я им велю, – пробормотал он, накрывая ее губы своими. Иви боролась с желанием оттолкнуть его, сказать, чтобы он убирался к черту. Но, похоже, она не в силах отказаться, она уже заодно с ним.

Нельзя, чтобы все делалось по его желанию. Она все-таки оттолкнула его, но смогла лишь опрокинуть на спину, и уселась на него верхом. Волосы темной завесой упали ей на лицо. Он уже показал, как заниматься любовью, когда она сверху, как именно доводить его до безумия. Ей необходимо довести его до безумия сейчас, необходимо увидеть, как в их отношениях переменится власть, пусть даже и временно.

– Не надо, не надо, – простонал он, когда она довела его до самой грани во второй раз, только затем, чтобы вновь отступить, вынуждая и его отступить с ней вместе.

– Но я думала, что тебе так нравится, дорогой, – поддела она, задыхаясь.

– Я тебе покажу «дорогого» , нахалка ты маленькая.

Как он ухитрился так быстро переменить положение их тел, она понять не смогла, но вдруг оказалась распростертой на спине – раскинутые руки сжаты в жестких тисках, тело пригвождено его тяжестью.

– А теперь поглядим, кто тут главный, – прорычал он.

– Да, поглядим, поглядим, – лукаво парировала она, с жестокой решимостью действуя своими внутренними мускулами, быстро и яростно увлекая его за собой в бездну.

12

Иви и Георгос завтракали: она – в купальном халате, а он – в белых боксерских трусах, когда зазвонил телефон. Звук показался таким чужеродным, что какой-то миг они обменивались удивленными взглядами.

– Администратор, наверное, – сказал Георгос после второго звонка. – Я им звонил, пока ты была в душе, и просил приготовить счет. Хотят, наверное, уточнить количество шампанского, которое мы проглотили.

Он поднялся и по красному ковру пошел к телефонной столику. Иви с обожанием смотрела на его огромное тело, еще недавно нагонявшее на нее страх. Она полюбила все, что в нем есть даже эти устрашающие и властные манеры.

Теперь, если он рявкнет на нее, если неодобрительно нахмурится, отдаст грозное приказание, она уже не будет трястись от страха, а улыбнется про себя. Потому что он только лает, но не кусается, ее муженек. Страстен, да. И плотского в нем много, о чем предупреждала ее мать. Но агрессивный и порою тяжелый характер скрывал привязанность и нежность, которые ему не всегда удавалось спрятать. Иви не представляла, что когда-нибудь будет его бояться.

Ее размышления прервал внезапный возмущенный возглас:

– Ради Бога, Рита, вы сами не могли это уладить? Вряд ли я могу расценить пересмотр предельного срока подряда как крайне неотложное дело.

Когда Иви бросила в его сторону удивленный и, вероятно, слегка укоризненный взгляд, он подмигнул ей, одновременно продолжая распекать несчастную Риту. Иви не переставала удивляться.

– Придется мне, видно, прерывать медовый месяц, – заявил он, раздраженно прищелкнув языком. – Если вы так демонстрируете свои организаторские таланты, мадам, то я, пожалуй, пересмотрю вопрос о вашем повышении. Нет-нет, уже поздно, я не могу на вас надеяться. Буду у себя к часу. Постарайтесь находиться на месте, а не в поисках этих мерзких сандвичей с деревенским сыром, которыми вы только и питаетесь.

Он повесил трубку, на его лице появилась злорадная усмешка.

Иви была потрясена. Он ведь и так собирался на работу после того, как отвезет ее утром домой.

– Ох, Георгос, это жестоко, – упрекнула она его, все еще ухмыляющегося со злым удовлетворением.

– Жестоко? Черта лысого! – фыркнул он, отмахнувшись. – Эта ведьма, сующая нос в чужие дела и манипулирующая людьми, заслужила, чтоб ей наподдали пару раз. Я ей еще не простил, что она вырядила тебя под Новый год как уличную девку, а потом напустила на тебя Яниса с его жадными лапами, чтоб взвинтить меня еще сильней. До чего ж хитрая бестия!

– Но она же нравится тебе, – возмущенно заметила Иви. – И меня вовсе не выряжали как уличную девку. Я выглядела очень мило.

– Ты выглядела голой в этом платье.

– Я не выглядела голой. Просто... просто на мне не было лифчика.

– Этого достаточно, чтоб у всякого нормального мужика с горячей кровью дыбом встала шерсть, не говоря уже о прочих частях тела.

– Не будь таким грубым, – сказала она в ответ, в смятении чувствуя, как ее лицо заливает стыдливый румянец. А всего-то минуту назад она считала, что он уже не может ее смутить. Похоже, она ошиблась.

– Я думала, тебе мое тело нравится. – Сказанные в раздражении слова прозвучали глупо и по детски.

– Ты знаешь, что это так и есть. А с чего бы, по-твоему, я не давал тебе одеться эти два дня? Кстати, почему ты закутана в этот дурацкий халат? Сними с себя эту гадость.

– Не буду. – Ее преисполнила решимость отказаться от роли маленькой сексуальной рабыни, хоть ей это и нравилось. – Раз ты решил, что наш медовый месяц окончен, значит, мое сидение голышом за столом с тобой кончилось тоже!

Его глаза опасно сузились, и она прямо-таки задрожала от внутреннего страха, стараясь этого не показывать.

– Я... мне нравится заниматься любовью с тобой, Георгос, – сказала она со слабой претензией на твердость в голосе. – Но всему есть время и место. Леонидас не возражал бы, чтобы ты сделал меня своей женой, но он не захотел бы, чтобы ты меня развращал.

– Развращал? По-твоему, сидеть обнаженной перед своим мужем – это разврат?

– Есть нагота и нагота, – швырнула она в ответ, хотя почувствовала, как растет в ней возбуждение под этим роскошным халатом. Открытие было нежелательным, и кровь в ней окончательно вскипела. – И есть мужья и мужья! Я прекрасно знаю, что ты меня не любишь, тем не менее мне хочется чувствовать, что мы занимаемся любовью, а не сексом. Мне хочется чувствовать себя твоей женой, а не... а не шлюхой!