Исцеляющая любовь

• Предыдущая
• 140/211
• Следующая

140

Барни изо всех сил старался побыстрее закруглиться, чтобы выйти из этой щекотливой ситуации.

Химмерман смешался.

— Доктор, я вас чем-то обидел? — любезно осведомился он.

— Нет, — огрызнулся Барни. — Но вы, несомненно, обидели одну мою приятельницу.

— A-а, — невозмутимо ответил психиатр. — Любопытно, кто бы это мог быть?

— Ах да, простите, — съязвил Барни, — я и забыл, что их у вас перебывало столько, что вы со счету сбились. Я имел в виду доктора Грету Андерсен.

— О господи! — простонал Химмерман.

Они уже мыли руки. На сей раз их разделяли целых три раковины.

— Доктор Ливингстон, позвольте, я введу вас в курс дела.

Барни опять не ответил.

— Вы можете мне не верить, но я эту девочку пальцем не тронул. Я не собираюсь отрицать, что несколько лет назад со мной произошел неблаговидный случай, но…

Барни перебил его цитатой из Марлоу:

— Но это было давно и неправда, и вообще девчонка умерла.

Химмерман побледнел. Когда он наконец заговорил, было заметно, что он с трудом подбирает нужные слова:

— Не могу вам передать, каким грузом висит на мне гибель той девочки. Моя семейная жизнь практически разрушена, жена поднимает скандал всякий раз, как увидит, что я разговариваю с симпатичной женщиной. Уверяю вас, про меня не скажешь: как с гуся вода.

— Но с Гретой, кажется, вас совесть не мучила.

— Да нет, говорю же вам! У меня с этой девушкой вообще ничего не было! Она самая настоящая истеричка. Она все это придумала.

— Доктор Химмерман, — заявил Барни, изо всех сил сдерживая гнев, чтобы у собеседника не возникло сомнений в его способности себя контролировать, — я видел вас двоих на фото. Вы были в теннисных шортах, а она — в весьма откровенном купальнике. И вы стояли в обнимку. «Кодак» не обманешь.

— О нет! — проскрипел зубами Химмерман. И со злостью спросил: — А вы хорошо рассмотрели эту фотографию?

— Под микроскопом не разглядывал, но все, что нужно, видел отчетливо, можете мне поверить.

— Тогда вы должны были обратить внимание, что на снимке она меня обнимает, а я ее — нет.

— Вы хотите сказать, что не брали Грету в романтическую поездку в «Хилтон хед» на выходные?

— Доктор Ливингстон, если я вам скажу, что никакой романтической поездки не было, что она приехала сама и что, насколько мне известно, она до сих пор еще девственница, вы мне поверите?

— Верится с трудом, — сухо ответил Барни.

— Позвольте мне тогда представить вам некоторые неопровержимые факты, — не унимался Химмерман. В голосе его все больше слышались нотки негодования, — Семнадцатого и восемнадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят шестого года — в субботу и воскресенье — Ассоциация психиатров Южных штатов проводила в отеле «Хилтон хед» свой ежегодный съезд. Я тогда был ее президентом. Вы думаете, я такой сумасшедший, чтобы тащить на подобное мероприятие клиентку?

Барни промолчал, а Химмерман продолжил:

— В обеденный перерыв я спустился к бассейну, и вдруг эта истеричка выскакивает из кустов и бросается мне на шею. А охранника, как выяснилось, она уговорила сделать снимок. Я тут же ей объявил, что наши профессиональные отношения на этом исчерпаны и чтобы на следующий сеанс она не являлась.

От неприятных воспоминаний он тяжко вздохнул.

— Доктор Ливингстон, вам и это кажется неубедительным?

— Почему же… — согласился Барни. — Но зачем вы таблеток-то наглотались?

Химмерман опустил голову.

— Доктор, я стараюсь быть с вами предельно откровенным. Но это нелегко.

— Понимаю, — сочувственно произнес Барни.

— Проблема этой девушки — я сейчас говорю как врач с врачом, сугубо конфиденциально, — заключается в том, что она смертельно боится мужчин. Это классический тип истерички, которая пугается, когда мужчины проявляют к ней интерес, и тут же бросается бежать…

Помолчав, он продолжил:

— Предполагаю — не сочтите, что это самооправдание, — что это был типичный случай переноса и она сама испугалась своих чувств. Единственным выходом для нее стала дискредитация меня как объекта влечения. По сей день понятия не имею, как ей это удалось, но она откопала в ассоциации мое личное дело. До тех пор мои грехи в прессу не попадали. Я поклялся Комитету по этике, что сам пройду курс психотерапии. Только на этом условии со мной согласилась остаться жена. И вдруг эта тяжелобольная женщина грозит созвать пресс-конференцию и объявить себя последней из длинной череды моих сексуальных жертв.

Он посмотрел Барни в глаза и тихо спросил:

— Если бы это произошло с вами, если бы ваша карьера, брак — все! — вдруг оказались на грани краха, и из-за какой-то подлой лжи, вам не кажется, что вы тоже могли бы на мгновение потерять самообладание?

Голос его дрогнул.

— Да, — мягко ответил Барни. Теперь он поверил этому человеку. — Думаю, что да. Извините меня, доктор Химмерман.

37

В 1972 году смерть пожала обильную жатву.

Поэт Эзра Паунд, президент Гарри Трумэн, певец Морис Шевалье, директор ФБР Эдгар Гувер, спортсмен Джеки Робинсон. Ему было всего пятьдесят три.

А еще моложе были американские солдаты, гибнущие во Вьетнаме. Их число уже вплотную подошло к пятидесяти тысячам.

Наверное, не случайно именно в этом году прекратил свое существование журнал «Лайф».

А Барни никак не мог оправиться от разочарования.

Пророчества «Издательского вестника» породили у него радужные надежды, что «Чемпионский дух» вызовет хотя бы сдержанную похвалу критики.

3

• Предыдущая
• 140/211
• Следующая