|
Оценить:
|
Таинственная любовница
2
— Но ведь вы не верите в эту историю с проклятием, Джудит?
— Нет, конечно.
— Он был здоровым человеком… И вдруг — такой удар. Полагаю, он был на пороге великого открытия. Он кое-что сказал мне за день до смерти: «Вскоре мне удастся доказать, что эта экспедиция стоила затраченных усилий!» Больше он ничего не сказал, и сейчас я об этом очень жалею.
— А… вскрытие… Его ведь проводили?
— Да, здесь, в Англии. Но выявить причину смерти так и не удалось. Очень загадочная смерть. А теперь еще и удар у сэра Ральфа.
— Но вы же не думаете, что здесь есть какая-то связь?
Он покачал головой.
— Думаю, старого друга моего отца потрясла его внезапная смерть. Сэр Ральф всегда имел склонность к апоплексии и в прошлом уже перенес один удар — впрочем, не такой сильный. Я знаю, что врачи долгие годы предупреждали его, советовали быть сдержаннее. Нет, болезнь сэра Ральфа никак не связана с тем, что произошло в Египте. Я вернусь туда и попытаюсь выяснить, на пороге какого именно открытия был отец… и связано ли это как-то с его смертью.
— Будьте осторожны, — не сдержавшись, проговорила я.
— Думаю, — улыбнулся он, — того же пожелал бы мне и отец.
— Когда вы планируете ехать?
— Нам потребуется месяца три на подготовку.
Открылась дверь, и вошла Табита Грэй. Как и все обитатели Гиза-Хаус, она меня очень интересовала. Эта женщина была красива, но скромной, ненавязчивой красотой, той, которая не ослепляет с первого взгляда. Только встретившись с ней несколько раз, можно проникнуться очарованием ее черт и оценить стабильную уравновешенность характера. Я никогда не могла толком понять, на каком положении она живет в Гиза-Хаус. Она была кем-то вроде особо привилегированной экономки или кого-то в этом роде.
— Джудит пришла передать наилучшие пожелания от леди Бодриан, — сказал Тибальт.
— Выпьете чаю, Джудит? — спросила Табита.
Я поблагодарила, но отказалась, сославшись на то, что мне необходимо поскорее вернуться к хозяйке. Табита сочувственно улыбнулась. Она понимала, что леди Бодриан — не самый приятный работодатель.
Тибальт пожелал проводить меня. По дороге он все время говорил о предстоящей экспедиции. Я была очарована.
— Полагаю, вы не отказались бы поехать с нами, — вдруг проговорил Тибальт.
— О нет! Нет!
— И вы будете готовы столкнуться с проклятием фараонов, мисс Осмонд? — спросил он, улыбаясь.
— Да, безусловно.
Он кивнул и задумался о чем-то.
— Мне бы хотелось, — в конце концов проговорил он, — чтобы вы действительно присоединились к нашей экспедиции.
Я вернулась в Кеверол-Корт в глубокой задумчивости и не обратила никакого внимания на жалобы леди Бодриан. Я пребывала в своих мечтах. Он хотел бы, чтобы я поехала с ними! Но это станет возможно только если случится чудо.
Потом сэр Ральф умер и снова все заговорили о проклятии. Человек, который возглавил экспедицию, и человек, который ее финансировал, — оба умерли! В этом просматривается какое-то знамение!
А потом… случилось мое чудо. Это было невероятно, прекрасно, как мечта! Настоящая волшебная сказка! Золушка едет… нет, не на бал — в экспедицию! В Египет!
Я могла лишь удивляться и постоянно размышлять о тех событиях, которые привели к этому чуду.
Все началось в тот день, когда мне исполнилось четырнадцать лет и я нашла бронзовую пластину в могиле Джосаи Полгрея…
Глава 2
Бронзовая пластина
День моего четырнадцатилетия оказался весьма богатым на события. Я не только нашла бронзовую пластину, но и узнала кое-что о своем происхождении.
Сначала появилась пластина. Я нашла ее жарким июльским днем. Было тихо. Нигде не было видно ни Доркас, ни Элисон, ни поварихи, ни обеих горничных. Я подозревала, что горничные сплетничали о своих кавалерах в спальне на чердаке. Повариха дремала на кухне. Доркас была в саду, Элисон либо штопала, либо вышивала, а преподобный Джеймс Осмонд сидел в кабинете и дремал в своем кресле — время от времени просыпаясь, случайно дернув головой, или от собственного тихого похрапывания, и бормотал: «Господи, спаси мою грешную душу!» Он притворялся перед самим собой — больше было не перед кем, — что все время работает над проповедью.
Я ошибалась — по крайней мере, в отношении Доркас и Элисон: они в это время заперлись в одной из спален и обсуждали, как лучше всего сообщить тайну ребенку, то есть мне, потому что теперь, когда мне исполнилось четырнадцать лет, нехорошо оставлять меня в неведении.
Я находилась на кладбище и наблюдала за Пеггером, нашим могильщиком, который копал могильную яму. Меня завораживало кладбище. Иногда, просыпаясь по ночам, я думала об этом месте. Частенько, выбравшись из кровати, я становилась коленями на подоконник и глядела вниз, на серые могильные камни, которые были похожи на фигуры восставших из земли покойников. Даже при ярком лунном свете они не утрачивали своей загадочности. А в безлунные ночи, или когда дождь лил как из ведра, или ветер завывал среди ветвей и раскачивал стволы древних тисов, я представляла, как мертвые покидают свои могилы и бродят по церковному двору прямо под моими окнами.
Этот нездоровый интерес к кладбищам проснулся во мне около года назад. Наверное, это началось после того, как Доркас впервые взяла меня с собой, когда шла возложить цветы на могилу Лавинии. Мы ходили туда каждое воскресение. А в тот раз посадили в мраморном цветнике куст розмарина.
— Это на память, — сказала Доркас, — он будет зеленеть круглый год.
А в тот жаркий июльский день Пеггер прекратил копать, чтобы вытереть пот со лба своим красным платком, и воззрился на меня обычным суровым взглядом. Он на всех так смотрел.
