Хочу замуж!

Оглавление

Она читала массу глянцевых журналов для женщин и потому признаки этой самой катастрофы вычислила мгновенно и безошибочно. Честно говоря, в первый момент Эбигейл даже подумала о самоубийстве — это был самый подходящий выход для девушки в ее, ха-ха, положении. Однако холодный и могучий ум Эбигейл подавил недостойные приступы паники, и она начала комбинировать…

Ее выбор пал на Роя Роджерса… ну потому, что он ей в принципе нравился. Он очень смешно на нее смотрел, и даже в зеркальце за ней подсматривал не как похотливый кролик, а как восхищенный зритель. Он ее обожал — а такое преклонение всегда приятно. Эбигейл решила убить нескольких зайцев сразу. Во-первых, ежу ясно, что Джимми Ли ей все равно не пара, во-вторых, семья Роджерс достаточно состоятельна, чтобы покрыть ее позор деньгами, в-третьих… ну, возможно, с Роем у них и в самом деле что-нибудь выйдет…

Разумеется, она его осчастливила, бедняжку. Как смешно он путался в собственных трусах, как сопел и всхлипывал… чистый ребенок. От него и пахло еще совсем по-детски. Эбигейл терпеливо имитировала страсть с последующим оргазмом, шептала Рою какие-то глупости, а сама размышляла, размышляла, размышляла…

Пожалуй, именно в ту ночь она впервые почувствовала нечто вроде неясного пока отвращения к мужчинам. Легкое раздражение, быть может. Тень презрения. И полное осознание своего несомненного превосходства над ними.

Сроки поджимали, и хорошо, что Рой не умел считать — вообще во всех этих делах не разбирался. Эбигейл перестала спать по ночам, начала грызть ногти и жрать ненавистные леденцы тоннами. Наконец он повез ее в Даллас, к врачу, и это было ужасно, страшно, отвратительно, больно, мерзко… но это избавило ее от проблемы, и Эбигейл обрела новый опыт, гласивший: все когда-нибудь кончается, а пережить можно все, кроме смерти. Мысль не новая, но каждый приходит к ней своим путем.

Мальчишка мучился, всю дорогу заглядывал ей в глаза, пытался заговорить, но Эбигейл было слишком хреново, чтобы она могла притворяться. Низ живота терзала тупая, ноющая боль, воспоминания о волосатых руках подпольного абортмахера вызывали тошноту, и Эбигейл невольно перенесла это отвращение и на Роя. Она холодно распрощалась с ним возле своего дома и торопливо поднялась к себе в комнату.

Она была сильная, она скрывала боль, скрывала сильное и продолжительное кровотечение, но аптека в Литл-Соноре только одна… Старая сучка Эмили Грин отловила мать во время одной из редких прогулок по саду и настучала ей, что Эбигейл за последний месяц скупила у нее весь запас ночных прокладок.

Мать давно превратилась в бессловесное и молчаливое существо с отсутствующим взглядом, но на этот раз ее задело за живое. Она пришла в комнату к Эбигейл — и застала дочь застирывающей окровавленные простыни в умывальнике.

За долгие годы молчания миссис Бриджуотер отвыкла принимать решения и потому поступила так, как поступала всю жизнь: отчиталась мужу. Полковник побурел, потом побледнел, потом покраснел — и помчался к Эбигейл.

Памятуя о соседях, он не орал, а сипел, и оттого ругательства выходили еще более мерзкими. Однако Эбигейл спокойно сидела и смотрела на бушующего родителя немигающим змеиным взглядом, а когда воздух в легких полковника закончился, встала и подошла к нему вплотную. В конце концов, она тем более не была заинтересована в разглашении секрета…

— Наорался? А теперь слушай, старый хрыч, что тебе скажу я. Ты больше никогда — слышишь?! — никогда не войдешь в эту комнату без стука и без моего разрешения. Ты больше никогда не повысишь на меня голос. Ты отправишь эту бледную моль в санаторий, где, между нами, ей самое место. Ты откроешь на мое имя банковский счет — и ты больше никогда не будешь вмешиваться в мою личную жизнь!

— Что?! Да ты… да я… Ты… ты…

— Шлюха? О нет. Шлюхи берут деньги и неплохо зарабатывают. Я собираюсь торговать собой, это правда. Но это будет только ОДНА сделка, зато крупная. Самая крупная. Максимально возможная. И для того, чтобы она состоялась, ты будешь молчать в тряпочку и изображать счастливого и строгого папашу, а я — непорочного ангела, воспитанного суровым воякой с золотым сердцем.

— Эбби, я тебя убью…

— Вряд ли. Ты сделаешь все, как я сказала. Знаешь почему? Потому что иначе я заявлю, что все эти годы ты и твоя припадочная сестрица на пару растлевали меня. Что ты подглядывал за мной в ванной, трогал меня за разные места, жил со мной, как с женщиной…

— Эбби, ты чудовище…

— Вовсе нет. А если и да — это ты меня такой сделал. Мать и ты — я была вам не нужна. Кто из вас поинтересовался моей жизнью? Кто из вас проявил ко мне любовь? Внимание? Мать пятнадцать лет занимается тем, что лелеет свою выдуманную болезнь. Ты озабочен только тем, как бы вовремя сбыть меня с рук, удачно выдав замуж. О да, для этого пригодилась бы моя девственность, но тут уж извини! Впрочем, можешь раскошелиться на операцию — сейчас это запросто восстанавливают.

— Эбигейл…

— Папаша, заметь — я не иду против твоего же желания. Я тоже хочу выйти замуж, причем как можно удачнее. С одной поправкой: выбирать буду я, и условия ставить — тоже я. А теперь уходи. Я устала.

Разом постаревший на двадцать лет полковник ушел, шаркая ногами, а Эбигейл прислонилась лбом к оконному стеклу и прислушалась к собственным ощущениям.

Странно, но она не чувствовала ни возбуждения, ни ярости, ни обиды, ничего. Абсолютный холод внутри. И удовлетворение от удачно завершенной беседы. Эбигейл пошла в ванную и пытливо вгляделась в свое отражение. С лица семнадцатилетней юной красавицы на нее смотрели глаза старой и мудрой шлюхи.