Весенние мелодии

Оглавление

Луна взорвалась у него в голове серебряным фейерверком, мир вокруг свернулся в воронку, которая открывалась в какие-то иные миры, туда, где ангелы с трубами и золотые сады с райскими птицами…

10

…Ему очень нравилось с ней целоваться, возможно, именно потому, что целовать ее было никак нельзя. Ну не принято это в полиции – целовать находящегося под защитой свидетеля! Впрочем, она не очень свидетель…

Он осторожно провел пальцем по ее щеке, в который раз восхищаясь и ужасаясь нежности ее кожи. Что там пишут известные специалисты? Лепестки роз? Дамасский шелк? Ерунда, забудьте. У этой нежности нет аналогов.

Маленькая и ладная фея с зелеными глазами замерла в корявых ручищах детектива Каллахана, а сам детектив Каллахан был близок к умопомрачению. Никак иначе невозможно объяснить наличие серебряных облаков, порхающих перед глазами крошечных ангелочков и звуки арфы…

Потом, несмотря на вполне очевидную и несомненную ночь, вокруг стало светло и даже немного ослепительно. Взорвавшаяся луна бликами оседала на траве – а может, то были облака? Рик Каллахан в точности не знал.

Знал он только одно: нельзя, немыслимо отпустить ее, эту маленькую, зеленоглазую, хрупкую и прекрасную принцессу! Нельзя разомкнуть кольцо рук, нельзя оторваться от ее губ, потому что иначе он не сможет жить и дышать.

Они не помнили, как оказались в хижине. Огонь методично пожирал поленья в очаге, и тревожно метались по потолку тени, силясь разглядеть, что за странное существо оказалось на полу, на расстеленных волчьих шкурах?..

Джеки больше ничего не боялась. Ни черного человека, ни пересудов за спиной, ни того, что она что-то сделает не так. Она ничего и не делала – просто жила, впервые в жизни жила по-настоящему. Тонула в изумленных и восхищенных глазах своего мужчины, улетала с ним вместе в небеса, свободная и прекрасная, как птица.

Они любили друг друга сосредоточенно и нежно, яростно и страстно, робко и неумело, изучая и исследуя. Каждая секунда была маленьким открытием, каждый вздох отзывался эхом…

А вокруг стояла Великая Лесная Тишина, и звезды потихоньку убирались с неба, чтобы дать место разгорающемуся на востоке алому зареву восхода.

Сэм Каллахан остановился в тени очередного лохматого куста и досадливо поморщился. Обход дома по периметру ничего не дал. Все окна были темны и слепы, двери заперты. Видимо, в дом можно было проникнуть только через парадное, но что-то Сэма от этого удерживало, странное какое-то чувство, которому он никак не мог подыскать названия и потому злился.

Ветерок пронесся над запущенным и оттого вдвойне неприветливым садом виллы «Литания». Сэм вскинул голову. Вот дрянь! Как они здесь живут, в этом Нью-Йорке?

Вместо нормальной ночной прохлады и свежести ветерок принес запах… нет, скорее вонь. Запах падали и тлена, кисло-сладкий запах страха, гарь, вонючий дым… совершенно нереальное сочетание, учитывая Лонг-Айленд, частные владения богачей и полное отсутствие свалок на несколько миль вокруг. Это Сэм знал точно – местные обитатели предпочитали подбрасывать свой мусор под нос людям попроще, и потому весь мусор отсюда вывозился машинами…

Сэм безотчетно втянул ноздрями отвратный запашок – и двинулся в заросли, словно собака, взявшая след.

Разумеется, следует помнить, что сады на здешних виллах – это вам не палисадничек перед домом. По существу это нормальный парк площадью в несколько квадратных миль, где-то там, далеко, огороженный забором. Заблудиться здесь, может, и нельзя, но гулять можно долго. Впрочем, Сэм Каллахан хорошо умел ориентироваться на местности.

Всего лишь через четверть часа блужданий он вышел на небольшую поляну. Здесь уже не веяло падалью – здесь все ею воняло до небес. Сэм поморщился и стал внимательно оглядываться.

Подозрения насчет черных месс превратились в уверенность, когда он увидел алтарь. Сложенный из грубых булыжников в виде пирамидки, Сэму по грудь. Рядом с двух сторон в землю были вкопаны фигурки каких-то идолов – не то африканских, не то малайзийских. Сэм подошел ближе, стараясь не обращать внимания на запах.

Сверху на каменной пирамидке была выложена небольшая площадка, а на ней обнаружился и источник вони – останки какого-то некрупного животного, скорее всего, кошки. Самым омерзительным было то, что зверек совершенно явно погиб не своей смертью – его принесли в жертву. Поверхность пирамидки была вся вымазана липкой и темной жижей, Сэм предпочел к ней не прикасаться. Трава вокруг была вытоптана, повсюду валялись обрывки ткани, пустые бутылки и прочий мусор. Судя по всему, заброшенным это место не было…

Сэм огляделся по сторонам – и заметил наконец первое за сегодняшнюю ночь свидетельство того, что на вилле есть кто-то живой. Между деревьев тускло мерцал неподвижный огонек. Сэм Каллахан нахмурился, проверил пистолет в кармане и осторожно двинулся сквозь кусты на огонь.

Вскоре он вышел к маленькому и несуразному домику наподобие тех, которые зимой строят под мостами бездомные бродяги. Кое-как сбитый из фанеры, покрытый листовым железом сарайчик – так вернее. Из небольшого окошка, грязного и потому как бы подслеповатого, лился тот самый свет – такой же тусклый и невзрачный, как сам дом.

Сэм осторожно заглянул внутрь.

Стены, пол и потолок выкрашены в черный и багровый цвета. Море свечей. Десятки, а то и сотни. В шандалах, канделябрах, рюмках, на блюдцах и в специальных подставках, в церковных поставцах. Толстые белые свечи, тонкие восковые из церкви, венчальные – огромные и перевитые золотыми лентами. Декоративные в виде Микки-Маусов и Санта-Клаусов. Плавающие. Ароматические. Некоторые уже совсем догорели, некоторые были явно недавно зажжены.