Жизнь без людей

Оглавление

Тодд услышал его приглушенные стоны и крики сквозь ленту, когда здоровяк заметил хирургические инструменты. Глаза Терренса расширились и наполнились слезами. Он тряс головой вперед-назад, пытаясь освободиться, но лента обездвижила его полностью.

Тодд взял бутылку «Патрона» и сделал еще один глоток, потом вылил остатки Терренсу на яйца.

Терренс корчился и визжал.

- О, черт, я забыл, что алкоголь жжет. К сожалению, будет только хуже.

Тодд взял скальпель и опустился на колени. Он приподнял мошонку Терренса, и все тело у того напряглось. Он стал подергиваться, но не смотря на огромные усилия, сдвинулся меньше чем на дюйм. Это все, что он смог сделать своим обмотанным изолентой телом.

- Советую тебе лежать спокойно. Я и так нервничаю, а этим дерьмом я не каждый день занимаюсь. Если будешь дергаться, я могу нечаянно отрезать тебе яйца.

Здоровяк перестал двигаться, но снова начал рыдать и кричать сквозь ленту. Тодд едва мог его слышать.

Изолента сделала свое дело.

Тодд поместил мошонку мужчины себе в ладонь и сделал длинный разрез на толстой морщинистой коже.

Терренс продолжал беззвучно кричать, его тело вибрировало. Он мотал головой из стороны в сторону. Рука Тодда задрожала.

- Ты заставляешь меня нервничать!

Тодд сделал еще один длинный разрез с другой стороны мошонки. Потом глубоко вздохнул и нащупал бутылку с текилой. Она была пуста. Тодд запустил большой палец в один из разрезов на мошонке и вытащил семявыносящие протоки – крошечные розовато-белые канатики, ведущие к яичкам. Мужчина кричал и трясся, пока рука Тодда копалась у него в мошонке, возясь с яичками. Крови оказалось больше, чем Тодд ожидал. Она покрывала все его руки.

Похоже, нужно было найти лист полиэтилена побольше.

Тодд схватил оба зажима и присоединил их к одному из семенных канатиков на расстоянии дюйма друг от друга.

Черт, откуда мне знать, что это тот, который нужен?

Тодд посмотрел на канатик и пожал плечами. Взял скальпель и сделал разрез между зажимами.

Потом он взял иглу с уже вдетым кетгутом, и зашил оба конца канатика. Терренс снова задергался и затрясся. Из выпученных глаз ручьем лились слезы. Тодд вряд ли мог себе представить, какую боль испытывал сейчас этот парень. Однажды ему пнули по яйцам, и тогда он чуть не потерял сознание от боли. Он помнил тошнотворное ощущение внизу живота и привкус желчи в горле. Он не мог себе представить, насколько бывает больно, когда кто-то залазит тебе в мошонку и разрезает семенные канатики. Его удивляло, что парень все еще находился в сознании. Было бы лучше, если б он был в отключке.

- Все хорошо, здоровяк, теперь займемся другим.

Терренс дергал головой взад-вперед. Зрачки у него были размером с шары для гольфа. Тодд снова запустил руку в мошонку великана и вытащил новую партию семенных канатиков. Закрепил на них зажимы, и все тело Терренса затряслось, а потом обмякло. Здоровяк, в конце концов, отключился. Тодд сочувственно покачал головой и сделал новый разрез.

Глава седьмая

В ночь после похорон жены, когда все уже разошлись по домам, отца Тодда, Рэнди, навестил пастор церкви, который совершал отпевание. Тодду показалось странным, что этот человек не пришел к ним на поминальный ужин, как все остальные. Но еще более странно было то, что он пришел тогда, когда другие гости уже ушли.

Кухонный стол был заставлен пластиковыми контейнерами с едой, кастрюлями, накрытыми алюминиевой фольгой, блюдами с жареной курицей, пирогами, тортами, и открытками со словами соболезнования. Тодд с отцом пытались найти место для всего этого в холодильнике, когда раздался звонок в дверь. Тодд проследил, как его отец устало побрел к входной двери, посмотрел в глазок, открыл засов и провел пастора в квартиру.

- Входите, преподобный Джеймс.

Преподобный Джеймс был молод для проповедника. Ему было не больше сорока. Ледяные серо-голубые глаза, черные вьющиеся волосы, щеки с ямочками, и квадратная челюсть с полными, женственными губами. Он был красивым мужчиной, красивым настолько, что другие мужчины испытывали в его присутствии неловкость. Все в приходе считали его геем. Отец Тодда сделал такое же предположение. Но он ошибался.

Двое мужчин ушли на кухню, и отец налил преподобному чашку кофе. Потом Тодда отправили к себе в комнату.

Тодд сидел на полу и играл с трансформерами, когда услышал крики.

- Ты? Ты? Ты это сделал? И у тебя хватило наглости проповедовать на ее похоронах? Ты убил ее! Сукин сын! Ты убил ее!

Тодд не слышал, что ответил проповедник. Он услышал звонкий шлепок, потом удар, грохот падающей и ломающейся мебели, вслед за которым раздался выстрел, мерзкий булькающий звук, снова выстрел, и стук чего-то тяжелого, рухнувшего на пол, долгая пауза, вслед за которой раздались рыдания отца.

- Вот черт. Вот, черт. Что я наделал? Теперь меня посадят. Как ты могла поступить так, Рэйчел? Как ты могла поступить так со мной?

Потом снова тишина, снова слезы, и шепот, который Тодд не мог разобрать. Затем он услышал слова, заставившие его опрометью броситься на кухню.

- Извини, Тодди. Я не могу. Не могу. Не могу пойти в тюрьму. Я не смогу жить без твоей мамы. Извини.

Тодд вбежал в кухню как раз в тот момент, когда его отец вставил дуло пистолета себе в рот. На полу лежало тело священника. Его руки сжимались и разжимались. Он медленно перебирал ногами, будто все еще пытаясь убежать, только полчерепа у него отсутствовало. Из того, что осталось от его лица, толчками выливалась кровь. Тодд перевел взгляд на отца. По щеке у того пробежала одна единственная слеза, а потом он будто бы улыбнулся, по-прежнему держа во рту ствол «Десерт Игла» 50 калибра. Закрыл глаза и спустил курок. Тодд тоже закрыл глаза. Он стоял на кухне рядом с двумя конвульсирующими на полу телами, и второй раз за неделю к его ногам подступала лужа крови. Теперь Тодд стал сиротой. Он остался совсем один. Повернувшись, он вышел из комнаты, только на этот раз не плакал.