Ключ к волшебной горе

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Отец никогда не старался подчеркнуть свое богатство, впрочем, и Ксения Теодоровна, выйдя за Льва Константиновича замуж, принесла в семью значительное состояние. Ее отец, Теодор Кригерс, уральский золотопромышленник, обладал к тому же огромными лесными угодьями, производил динамит и нитроглицерин. Полина привыкла к тому, что в Петербурге они обитают в трехэтажном особняке из розового гранита, в Царском Селе имеется роскошная дача, под Москвой их ждет старинный особняк с колоннадой и заброшенным садом. Где-то за Уралом есть еще чуть ли не замок, выстроенный ее дедом по материнской линии как подражание творениям чудаковатого баварского короля Людвига Второго. Родители считали это архитектурное безумие среди тайги с массой башенок и стрельчатыми окнами в стиле сказок о похищенных драконом принцессах и отважных принцах, отправляющихся на их освобождение, китчем и неуместными причудами заморского архитектора.

– Глафира, – произнес рокочущим басом Лев Константинович. На его зов из соседнего купе появилась преданная горничная, хохотушка Глаша. – Ксения Теодоровна желает горячего шоколада! Как она? – спросил у Полины отец.

Та ответила:

– Мне кажется, что мама в самом деле страдает. Быть может...

Отец отрицательно покачал головой и заметил:

– Врачи уверяют меня, что никакого физического недомогания у нее нет, а все дело в душевном кризисе. Я не понимаю, из-за чего она так мучается. У нее есть абсолютно все – и в то же время чего-то не хватает! Впрочем, один из этих последователей психоанализа заявил, что ее проблема в том, что у нас все есть и любое ее желание тотчас удовлетворяется...

– Шоколад? Я не просила шоколаду! – раздался болезненно-тонкий голос Ксении Теодоровны. – Глафира, нельзя же быть такой нерадивой! Мне запрещен шоколад, он вызывает у меня спазмы сосудов головного мозга и страшнейшую мигрень! Я хочу липовый чай! Он успокаивает нервы!

Едва не плача, Глаша покинула купе хозяйки. Лев Константинович успокоил горничную, а затем сам отправился к жене – объяснить ей, что шоколад не так уж плох.

III

Их долгое путешествие подходило к завершению. Из Петербурга они отправились в путь на величественном «Норд-Экспрессе», конечной станцией которого был Париж. Коричневая стрела поезда (понизу вагоны были окрашены в кофейный цвет, а поверху – в цвет сливок) довезла их до русско-немецкой границы, станции Вержболово-Эйдкунен. Там бокастую русскую колею заменил узкий европейский путь, а березовые дрова – уголь. Они пересели в состав из международных вагонов и продолжили путь по Германии. Экспресс ходил два раза в неделю, на нем состоятельные подданные Российской империи добирались до Центральной Европы.

Экспресс влачился по немецкой земле, минуя живописные деревушки и проезжая крупные города, наполненные жизнью, шумом трамваев и заграничной пестротой. И только ночью поезд полностью оправдывал свое волшебное название «Compagnie Internationale des Wagons-Lits et des Grands Express Européens». Рассекая тьму и мерно грохоча колесами, он пронзал сумрак своим электрическим глазом и мчал пассажиров все ближе и ближе к заветной цели.

Следующее утро пассажиры встречали в Бельгии; завтракая в ресторане, можно было видеть мокрые поля, шеренги тополей и похожий на café au lait туман в низинах. Чугунно-звонный train de luxe прибывал в Париж в четыре пополудни, потом следовала краткая остановка в одном из роскошных отелей, а затем «L’Express Adriatique», как две капли воды похожий на своего брата-близнеца «Норд-Экспресс», уносил пассажиров в Герцословакию, к побережью Адриатического моря.

– Мы подъезжаем, – объявила мадмуазель Шнайдер, когда Полина снова оказалась в своем купе.

Гувернантка жила в их семье уже больше тридцати лет, она помнила Ксению Теодоровну еще молоденькой и резвой девушкой и иногда (однажды даже при сановных гостях) звала ее ma chère Xenia. Впрочем, мадмуазель Шнайдер уже давно стала членом их семейства, и представить Новицких без этой смешной и взбалмошной особы было невозможно. Когда на свет появилась Полина, что произошло 19 апреля 1897 года, мадмуазель Шнайдер с утроенной энергией взялась за воспитание малышки, с самого детства прививая ей калейдоскопическую смесь из пяти языков, рассказывая на ночь страшные истории, от которых у Полины мороз пробегал по коже, и балуя сладостями, которые в изобилии водились в комнатке mademoiselle.

Полина покидала Петербург со смешанными чувствами. Платон – ведь он оставался там! Молодой франт и красавец Платон Крещинский, с которым она познакомилась на одном из балов. За день до отъезда семейства Новицких в Париж они тайно побывали в синематографе «Пиккадилли» на Невском, и в темноте, под бравурную музыку тапера, Платоша впервые поцеловал ее. А потом, когда они поглощали слоеные пирожные «Наполеон» и птифуры с нежной розовой кремовой начинкой в кондитерской «Квисисана», он пал на колени, не обращая ни малейшего внимания на глазеющую публику, признался Полине, что любит ее безмерно и будет счастлив видеть своей супругой. Полина рассказала об этой выходке надменного блондина, который был тайной мечтой всех столичных барышень, только тете Лиззи, и сердце у нее сладко защемило в ожидании чего-то невероятного.

Она боялась признаться себе, что любит Платона. Молодой человек, чей отец был самым известным петербургским адвокатом, считался превосходной партией. Платон – мужественный, так похожий на героя одного из приключенческих романов – просил ее сказать ему «да»!

– Он, я уверена, любит тебя, Полин, – сказала ей тетя Лиззи, искушенная в вопросах любви и сердцеедства. – Ты же знаешь, что его отец, Валериан Крещинский, самый популярный законник столицы. Платону двадцать два, и в его чувствах не приходится сомневаться. Но мой тебе совет – подожди, пока снова не увидишь его. Женщине никогда не следует сразу соглашаться на предложение вступить в брак. Впрочем, первый раз я оказалась перед алтарем в твоем возрасте, моя дорогая!