Деликатесы Декстера

Оглавление

Я посмотрел на нее с некоторым удивлением. Я успел забыть, что ей восемнадцать и, по слухам, она была способным ребенком. Вероятно, действие наркотиков ослабло и она радовалась возможности с кем-то поговорить впервые за долгое время. Какова бы ни оказалась причина, но она наконец продемонстрировала наличие некоего внутреннего мира. Одной пыткой стало меньше.

— Не думаю, — ответил я, — что это остается важным всю жизнь.

— Но это намного больнее, — сказала она. — Когда ты молод и весь мир вокруг тебя — вечеринка, на которую тебя пригласили.

Она отвела взгляд, уставившись не на банки с кровью, а на голую стальную стену.

— Ясно, — сказал я, — понимаю, о чем ты.

Она взглянула на меня, призывая продолжать.

— В твоем возрасте я тоже был другим. Мне пришлось потратить много сил, чтобы научиться притворяться таким, как все.

— Ты это говоришь, чтобы я тебе доверилась.

— Нет, — возразил я, — это правда. Мне пришлось учиться вести себя как крутые ребята, притворяться, будто я и сам крутой, и даже смеяться я тоже учился.

— Что? — переспросила она с очередным неприятным смешком. — Ты не умеешь смеяться?

— Теперь умею.

— Давай проверим.

Я придал своему лицу лучшее из имевшихся у меня счастливых выражений и очень правдоподобно усмехнулся.

— Неплохо! — одобрила Саманта.

— Годы практики, — скромно ответил я. — Сначала это выглядело довольно жутко.

— Ага, ясно, — сказала она, — я все еще продолжаю учиться. Но мой случай намного сложнее, чем научиться смеяться.

— Это подростковый эгоцентризм. Ты думаешь, в твоем случае все сложнее, потому что это твой случай. Но, честно говоря, быть человеком — это тяжелый труд, особенно если ты себя таковым не ощущаешь.

— Я ощущаю, — тихо ответила она, — но совсем, совсем не таким, как все.

— Ну хорошо, — сказал я. Должен признать, она меня заинтриговала. Кто бы мог подумать: она, оказывается, личность. — Но в этом нет ничего плохого. И, возможно, если немного подождать, выяснится, что это, наоборот, хорошо.

— Ага, — согласилась она.

— Но у тебя не получится подождать, если ты отсюда не выберешься. Остаться здесь — это постоянно решать временную проблему.

— Как мило, — ответила она.

Она опять начала вести себя в прежней манере, и это очень не понравилось моему благоприобретенному человеческому «я». Она только начала казаться интересной, и я сам начал раскрываться. Она стала мне нравиться, и я даже посочувствовал ей, но вот она опять нацепила свою маску подростка, который-все-знает-лучше. Мне захотелось взять ее и встряхнуть.

— Ради Бога, — взмолился я, — неужели ты не понимаешь, зачем ты здесь? Эти люди собираются изжарить тебя и съесть.

Она опять отвела взгляд.

— Ага, — сказала она, — я знаю. Это то, чего я хочу. Ома вновь смотрела на меня широко раскрытыми влажными глазами. — Это и есть мой секрет.

Глава 28

Забавно даже думать, сколько звуков может услышать человек, который воображает, будто сидит в абсолютной тишине. К примеру, стук моего сердца, который отдавался в ушах, рядом со мной — тяжелый вздох Саманты, и, кроме этого, металлическое жужжание, издаваемое вентилятором, который гонял холодный воздух по нашей коробке. Я даже различил, как что-то, скорее всего таракан, возится на куске бумаги под раскладушкой.

Но самым громким звуком в этом шуме были заглушившие все остальное последние слова Саманты. Они носились по нашей каморке, отражаясь от предметов и преломляясь, пока даже отдельные их слоги не превратились для меня в полную бессмыслицу. Я повернул голову и посмотрел на нее.

Саманта сидела без движения, неприятная улыбка вернулась на ее лицо. Она сгорбилась и смотрела прямо перед собой, не столько избегая встречаться со мной взглядом, сколько ожидая дальнейших событий. В конце концов я не смог больше этого выносить.

— Извини, — начал я, — когда я сказал, что они собираются тебя съесть, и ты ответила, будто ты в курсе… Какого черта ты имела в виду?

Она не отвечала некоторое время, но наконец ее улыбка растаяла и лицо приобрело выражение мечтательной задумчивости.

— Когда я была совсем маленькая, — наконец заговорила она, — моего отца постоянно не бывало дома, он уезжал на конференции или куда-то еще, но, возвращаясь, он читал мне сказки — чтобы оправдаться за свое отсутствие, наверное. Волшебные сказки. Дочитав до места, где великан или ведьма кого-нибудь едят, он… Как бы это сказать… Он делал вид, что ест мою руку или ногу. И, понимаешь, я хочу сказать, я была совсем ребенком, и мне это нравилось, я просила: «Еще, еще!» — и он повторял, а я смеялась как ненормальная, и…

Саманта замолчала и откинула прядь со лба.

— Через некоторое время, — продолжила она гораздо спокойнее, — я начала взрослеть, и… — Она покачала головой, волосы упали на лоб, и она опять откинула их. — Я поняла: больше всего мне нравились не сами сказки… а отец, жующий мою руку. И чем больше я об этом думала, тем больше осознавала, что мне нравится сама идея, будто меня кто-то ест. Какая-то ведьма, или, я не знаю, кто угодно, медленно, очень медленно жарит мое тело, отрезает от меня маленькие кусочки и ест меня, и ей… это действительно нравится. Нравлюсь я, и вкус моего мяса, и…

Она сделала глубокий вдох и вздрогнула, но не от страха.

— А потом… Потом началось половое созревание и все, что с этим связано. И все остальные девочки постоянно болтали о чем-то вроде: «Ой, вот с этим парнем я бы сделала все, что угодно, и разрешила бы ему все, что он захочет». А я никак не могла въехать в их восторги и постоянное обсуждение парней, и… Все, о чем я могла думать и чего могла хотеть, — это быть съеденной.