Зимняя жатва

Оглавление

Выбившись из сил, Жюльен добрался до первого этажа. Он утратил чувство времени и не знал, сколько часов провел во чреве донжона. Обливаясь потом, он потащил мешок по паркету, к счастью, догадавшись, положить его на маленький коврик, что значительно упростило транспортировку. То и дело мальчик оборачивался в ожидании, что произойдет непредвиденное и он будет наказан за свою дерзость: опрокинется что-нибудь из мебели — стул, например, — или он заденет одну из сотен валявшихся на полу пустых бутылок, и они покатятся все сразу со звоном, от которого лопаются барабанные перепонки, а уж эти звуковые колебания непременно вызовут вибрацию взрывателя… так иногда «до» верхней октавы, взятое оперной дивой, способно разбить фужер для шампанского.

На грани паники Жюльен добрался до выхода, но слишком толстый мешок не пролезал в щель, и ему пришлось наполовину его опустошить, вынося банки и бутылки в руках. Наконец он взялся за бронзовое кольцо и свел две створки вместе, закрыв дверь отмычкой. В голове раздавался победный клич: «Все! Задача выполнена!» Мальчик совершенно обессилел, но был счастлив. Спустившись по каменным ступенькам, он припрятал мешок в кустах, подальше от солнца. Никто здесь его не найдет, мать уж точно — она старалась не приближаться к опасной зоне. Разгибая ноющую спину, он думал только об одном: дай Бог, чтобы его не выследил Рубанок! Уж слишком большая несправедливость — после всех мучений дать себя ограбить этому стервятнику! Охваченный тревогой, Жюльен не решался уйти, сжимал кулаки, но не мог бросить драгоценную добычу. Ничего другого, однако, не оставалось. Принести мешок в хижину — немыслимо, из риги тоже плохой тайник: Клер рано или поздно обязательно обнаружит продукты, и, узнав, что сын побывал в доме, отберет отмычку, а то и вовсе надумает вернуться в Париж.

Он зевнул. Теперь, когда нервное напряжение спало, у него стали слипаться глаза. Нужно хоть немного поспать до того, как начнет горланить петух. Нехотя мальчик побрел к хижине, вошел на цыпочках и лег на свою соломенную постель.

8

Наутро он показал матери бутылки, соврав, что нашел их в риге под снопом соломы. Клер от изумления широко раскрыла глаза, провела ладонью по лбу и принялась их рассматривать.

— Боже Праведный! — воскликнула она. — Это же шато-марго и шато-латур! Считай, что нашел два золотых слитка. И превосходной выдержки!

Видя ее восторг, Жюльен испугался, как бы она не захотела тут же их откупорить, и поспешил изложить свой план. Сбивчиво, проглатывая слова, он заговорил о Горжю и о том, что бутылки можно выменять на хлеб или консервы.

— Думаешь, получится? Разве способны они оценить такие вина по достоинству? Вот Одонье — большой любитель бордо, он…

— Не хватало еще клянчить у нотариуса! — отрезал Жюльен. — Как ты себе это представляешь? Мы, как побирушки, топчемся в буфетной с бутылками под мышками в ожидании, когда мэтр соизволит нас принять?

Он был жесток и прекрасно это осознавал, но выхода не было. Покраснев, Клер отвела глаза.

— Разумеется, нет. Ты прав. Попробуй договориться с Горжю, но… будь осторожен: мне кажется, он нас недолюбливает.

— Тебе нечего беспокоиться, — произнес Жюльен уверенным тоном.

Ему не хотелось рассказывать матери о собаке, но он думал о ней с самого утра, как только проснулся. Собака-сапер. Нельзя ли с ее помощью очистить поле от смертельных снарядов? Он мог бы заниматься этим тайно, по ночам, ничего не говоря Клер. Перед глазами возникла картина: он, вооружившись ножом, пролезает под колючей проволокой, а рядом — с высунутым от напряжения языком — его сообщник пес. Вдвоем они сделают все необходимое: определят места, где зарыты мины, отроют их и уничтожат, бросив в море с вершины утеса. На это, конечно, уйдет время, зато в одно прекрасное утро, разливая кофе, он небрежно бросит:

— Знаешь, дело сделано — на Вороньем поле снова можно сеять. Земля опять принадлежит нам, теперь уж по-настоящему.

Ну и удивится она! Еще бы. Примется кричать, как все матери, потом заплачет, прижмет его к груди со словами, что он, дескать, сумасшедший, и тому подобное. И пусть его наградят одной-двумя пощечинами — не беда: все равно игра стоит свеч. Вот это будет подарок так подарок — полноценная, пригодная для обработки земля, за которую уж никто не посмеет предлагать гроши…

Только чтобы осуществить задуманное, ему позарез нужна немецкая овчарка — «четвероногий миноискатель», о котором говорил Рубанок.

— Ну что, — проговорил Жюльен решительным тоном, — я схожу туда?

Мать взлохматила ему волосы.

— Так и быть, — вздохнула она. — Ступай к своему приятелю, это хоть немного тебя развлечет. А я-то хороша — заставляю мальчишку работать круглые сутки, совсем обезумела! Но слишком много не болтай и, пожалуйста, ничего обо мне не рассказывай.

Жюльен пообещал. По-прежнему усталый, он чувствовал себя счастливым. В конце туннеля забрезжил свет. Особое удовлетворение он испытывал от того, что ему предстояло управлять их будущим втайне, оставаясь в тени, подобно богам греческих трагедий, которые он изучал в пансионе. Достаточно немного отваги и воображения — и он взнуздает судьбу, заставит подчиниться своей воле! Имея в распоряжении дом-сейф, который можно опустошать по мере надобности, и собаку-сапера, грешно предаваться унынию.

Оставив Клер трудиться на грядке с морковью, Жюльен вышел со двора. Мелкий галечник, поскрипывавший под ногами, напомнил ему так называемые алжирские бомбы, состоящие из обернутых в папиросную бумагу крохотных камешков, которые взрывались, подобно петардам, если с силой ударишь их о стену. Плечо ему оттягивала котомка, но, углубившись в Разбойничий лес, мальчик невольно прибавил шаг: в памяти ожили рассказы Адмирала о творившихся там преступлениях — убийствах и изнасилованиях, как раз в том месте, где дорога уходит под деревья. Многие крестьяне считали, что там хозяйничает нечистая сила, и даже грибы собирать остерегались. По другую сторону леса как раз и находилась ферма Горжю.