Сэндсторм

• Предыдущая
• 2/101
• Следующая

– Интересно, – пробормотал Сэндсторм, взвешивая коробочку на ладони, – Что там такое? Бри?

Хойзер хмыкнул и распахнул стеклянную дверь, которая вела на улицу. Сэндсторм помедлил, заметив россыпь белых крошек на узком лацкане в остальном безупречного пиджака банкира. Кокаин? Неужели столь важная персона балуется наркотиками?

Сэндсторм вышел на улицу, в ранние октябрьские сумерки, где задувал порывистый ветер. Он провел в банке не меньше получаса, однако такси стояло на том же самом месте, так сказать, пригвожденное к мостовой включенным счетчиком и обещанием щедрых чаевых. Сэндсторм подставил лицо ветру, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы избавиться от засевшего в легких спертого банковского воздуха и заменить его на свежий, с легким привкусом влаги – ведь неподалеку находилось озеро, – а затем втиснулся в салон автомобиля. Водитель, погруженный в чтение «Плейбоя», даже не поднял головы. Сэндсторм постучал по его плечу. Водитель весь съежился, будто норовя увернуться от удара.

– В аэропорт, – распорядился Сэндсторм. – И, пожалуйста, побыстрее.

Он откинулся на спинку заднего сиденья, раскрыл красную коробочку и удивился – но не слишком, – обнаружив, что Хойзер презентовал ему массивные золотые часы «Ролекс Ойстер Перпечьюэл». Ничего не скажешь, шикарный подарок. Но с какой стати? Может, старик пытается наложить на него какое-нибудь занюханное швейцарское заклятье?

Мол, всучим этому олуху часы, и он в жизни не посмеет явиться за своими денежками? Сэндсторм проверил ход «Ролекса» по своим «Сейко». Те отставали на три секунды. Или это «Ролекс» спешил? Он повертел часы в руках, наслаждаясь их тяжестью. Сразу чувствуется, что золото – не поддельное. На сколько они тянут? Тысячи на четыре? Что такое четыре тысячи в сравнении с пятью миллионами? Сэндсторм опустил оконное стекло и швырнул «Ролекс» под колеса встречного автомобиля.

Какая-то девушка на велосипеде, судя по внешности – студентка, резко вильнула в сторону, чтобы не наехать на сверкнувшую вещицу, потом вдруг затормозила, метнула на Сэндсторма недоверчивый взгляд и соскочила со своего драндулета. Послышался требовательный гудок, затем завизжали тормоза; возможно, раздался сдавленный крик. Сэндсторм закрыл окошко. Водитель уставился в зеркало заднего вида, однако смотреть было не на что: прореха в автомобильном потоке заполнилась почти мгновенно.

Сэндсторм раскрыл кейс, достал блокнот и принялся делать пометки. Наличные в безопасности, теперь можно подумать о людях, способных – по крайней мере на бумаге – прикончить ливийского диктатора Муамара аль-Каддафи.

Уже очутившись в воздухе, в тридцати тысячах футов над северной Атлантикой, на пути к Вашингтону, он наконец сообразил, что за белый порошок был на пиджаке Хойзера и почему ладонь банкира представлялась на ощупь столь жесткой. Тальк! Сэндсторм ухмыльнулся проходившей мимо стюардессе. Выходит, старый хрыч вовсе не настолько безупречен, как хочет казаться. Впрочем, он тоже человек, а люди есть люди.

Глава 1
Каир

Чарли споткнулся, захваченный врасплох приступом оптимизма, который был навеян гашишем – возник на единое мгновение подобно молнии и столь же стремительно исчез, однако он сумел-таки добрести до будильника и завести его на девять часов, а затем рухнул на кровать и тут же заснул, широко разинув рот и свесив левую руку на потертый, невыразительного цвета ковер на полу. Он проспал всю ночь и едва ли не половину дня, и его не могли разбудить ни звон будильника, ни свист, с каким вырывалось из груди собственное зловонное дыхание.

Вскоре после часа дня ненавязчивое, нерешительное тиканье будильника прекратилось – кончился завод. Чарли пробормотал что-то неразборчивое и перевернулся на спину.

Старая кровать противно заскрипела, пружины натужно застонали. Над постелью поднялось облачко пыли. Чарли кашлянул и открыл налитые кровью глаза, разбуженный необычайной тишиной. Он лениво почесал промежность и обнаружил, что, оказывается, накануне вечером не позаботился снять с себя верхнюю одежду. Чарли перекатился на бок и прищурился: в глаза ударил свет, проникавший внутрь сквозь машрабию – большое окно с витражным стеклом, загороженным вычурной деревянной решеткой. Последняя дробила свет на множество квадратных лучиков, которые затем все же сливались воедино и образовывали на противоположной окну стене ярко-желтый прямоугольник, похожий на творение художника-минималиста. Этот прямоугольник располагался над ржавой чугунной раковиной, в которой громоздилась гора грязной посуды, выступавшая из не менее грязной воды. Возраст окна датировался пятнадцатым веком. Оно позволяло тому, кто находился в помещении, наблюдать за тем, что происходит снаружи, оставаясь незамеченным, то есть подсматривать безо всякой опаски. Чарли проводил у окна уйму времени; он принадлежал к тем, кто ценит уединение, кто предпочитает наблюдение прямому вмешательству в происходящее.

Он снова кашлянул. Пересохшее горло словно обожгло огнем. Слишком много гашиша накануне. Вдобавок чрезмерная доза сладкого испанского бренди, и явный недостаток того и другого сейчас. Собрав волю в кулак, он с трудом уселся и спустил ноги на пол. Голова раскалывалась от боли, во рту был такой привкус, будто он ночь напролет жевал песок.

Чарли пошарил по карманам, разыскал в нагрудном едва початую пачку «Клеопатры», выудил сигарету и чиркнул спичкой. Та, естественно, зашипела, но зажечься и не подумала.

Он кинул ее в раковину и взял другую. Вторая спичка сначала испустила клуб едкого дыма, а затем вспыхнула. Чарли сосредоточился и ухитрился прикурить и не поджечь при этом самого себя. Он глубоко затянулся и облегченно вздохнул.

• Предыдущая
• 2/101
• Следующая