Золотая паутина

Оглавление

– Гарик, зайди ко мне. Есть работа…

Геворг появился в кабинете капитана минут через пять после звонка. Не глядя на Володю, он вяло пожал ему руку и молча положил на стол какие-то бумаги.

– Вот. Виноват.

– Что стряслось? – встревожился Нестеренко. В таком подавленном состоянии Геворга он видел впервые.

– Я тебя разыскивал. С утра. Понимаешь, маху я дал.

– Да ты толком можешь рассказать, в чем дело?

– Я сегодня работал с картотекой. Помнишь вчерашний разговор?

– Конечно, помню.

– Ты оказался прав. А я… – Геворг постучал себя кулаком по лбу. – Олух царя небесного. Тюха ленивая.

– Неужто?

– Нашел. Там все. – Геворг кивком указал на бумаги, которые принес. – Смотри сам.

– Гарик, брось хандрить! Молодец! – обрадовался Нестеренко.

"Ковтун Петр Анисимович, кличка Кот, 1957 года рождения, уроженец Красноярского края, с. Верхнее. Судим: статья… УК РСФСР…"

Фотографии в фас и профиль сомнений не вызывали – это был именно тот человек, который приходил к Лехе Басу незадолго до его смерти и которого довольно точно описала Антонина Месропян; даже косой шрам на лбу хорошо просматривался. Но почему Кот? Ведь Свистунов называл его Барсуком?

– …Он сидел за вооруженный грабеж, – Геворг курил, жадно затягиваясь. Нестеренко, увлекшись, на этот раз не обращал внимания на такую вольность. – Отбыл срок, возвратился в свое село. Работал на лесосплаве. Хорошо работал – силенкой не обижен. Но недолго – примерно через год после возвращения утонул. Есть свидетельские показания плотогонов, которые работали вместе с ним. Не верить им, конечно, нельзя – люди честные. Погиб у них на глазах – на стремнине разорвало связку. Напарника успели вытащить, а он… Короче говоря, похоронили. Правда чисто символически – тело отыскать не удалось. Что, впрочем, и неудивительно – река в тех местах, если судить по свидетельским показаниям, глубокая, быстрая. Унесло куда-нибудь или зацепился за корягу – так объяснили плотогоны. Он по нашим документам считался погибшим, что меня и сбило с толку…

– Значит, выплыл…

– Наверно. Плавал он отменно. Вырос на реке.

– Но почему Барсук? Ты же знаешь, что кличку свою такие, как он, не меняют никогда.

– Или очень редко… Я думаю, что он сменил документы, а значит, прежняя кличка для него стала нежелательной.

– Говоришь, сменил документы… Это еще нужно доказать.

– Нужно. И все же, по-моему, бумаги у него теперь новые. Умом, конечно, он не блещет, если судить по материалам дела. И вызывает удивление, как это он додумался до такого. Здесь у меня тоже есть сомнения…

– Ну что же, примем за рабочую версию, что он нырнул в Красноярском крае, а вынырнул в Москве.

– А где же еще ему быть? Столица. Затеряться легче. Никто его здесь не знает, дело похоронено в архиве, по карточке он числится в потустороннем мире. Все чисто.

– Гарик, а ведь он левша, – Нестеренко не скрывал удовольствия. – Левша! Похоже, и Зиселевич, и Леха Бас – его работа.

– Возможно…

– Сомневаешься?

– Как тебе сказать… Дубоватый тип, а такое спроворил. Можешь не сомневаться, что за спиной этого Барсука стоят люди похитрее.

– В этом я с тобой согласен. Судя по товару, который вез "извозчик" Зиселевич, тут чувствуется размах. Да еще какой – что-то я не припоминаю такого "улова" за последние два года.

– Что ж, Володя, тут тебе и карты в руки… Кстати, зачем звал?

– Гарик, следователь просит срочно подскочить в СМУ. Там в гараже стоят "Москвич" и "Волга". Посмотри. О транспорте я договорюсь.

– Понял. Звякнешь в ЭКО. Минут через десять буду готов…

Примерно через полчаса после ухода Арутюняна капитану позвонил дежурный по МУРу.

– Нестеренко у телефона. Записываю… Все. Спасибо.

И спустя еще полчаса старший оперуполномоченный разговаривал с уже знакомым управдомом, "специалистом" по замкам.

– …Вот, понимаете, какое дело, – тот волновался, а от этого говорил быстро и не очень складно. – Гражданка Солодова, значит, пришла… Ну, это, заявление сделать. Так, говорит, и так, крутится какой-то подозрительный тип. Выспрашивает. Про Зиселевича. Я и позвонил… Фамилию вашу я запомнил…

– Спасибо вам, – искренне поблагодарил капитан. – А где Солодова?

– Да здесь она, здесь! Заходите, Анастасия Поликарповна… В кабинет управдома вошла высокая старуха в белом в мелких цветочках платке.

– Я соседка Артура. Квартира напротив… Сижу, стало быть, на скамейке у подъезда. А он все кругами ходит. Неспроста, думаю… – Она говорила медленно, как бы выуживая слова из хозяйственной сумки, которую держала на коленях и глядела в нее, хмурясь. – Я хоть и без очков была, но глаз у меня еще острый. По лицу вижу – мазурик. Побегал он туда-сюда, а потом прямиком ко мне. "Бабуля, – говорит, – ты в этом подъезде живешь?" "А что?" – интересуюсь. "Это я тебя спрашиваю", – разозлился мазурик. "Ну, в этом", – отвечаю. "Тут у меня друг живет…" – и называет номер квартиры Артура. "Никак" дома, – говорит, – не могу застать. Он что, выехал куда?"

Старуха оживилась, заговорила быстрее, уже глядя на Нестеренко:

– Тут и смекнула я, что дело нечисто. У Артура таких друзей отродясь не водилось. Все люди солидные, видные. А этот – замухрышка. И одежонка как с чужого плеча. Правда, чистая, но такую теперь разве в уцененке купишь… Ну я ему и ответила: "На работе Артур. Утром видела…" С этим он и ушел. Даже спасибо не сказал. Одно слово – мазурик. После этого я сразу к управдому…

– Значит, говорите, подозрительный тип? – уточнил Нестеренко.

– Не сомневайтесь.

17

Захар Касперский обедал. Тоскливо поглядывая в сторону запотевшего графинчика с янтарной настойкой, который служил лишь для украшения обеденного стола – в рабочее время Захар спиртного не употреблял принципиально, – он нехотя жевал отбивную, щедро поливая ее соусом.