Проводник смерти

Оглавление

— Не дрейфь, братан, — сказал Кабан, словно прочитав его мысли, — за нами не пропадешь. Ты как, в норме?

— В норме, — ответил Муха и вынул из кармана сигареты. Руки у него больше не дрожали.

— Тогда поехали, — сказал Кабан и запустил двигатель. — Надо кончать скорее, пока я прямо за рулем не уснул. Тяжелый был денек, зато теперь все в полном ажуре. Правда, пацаны?

Заднее сиденье вразнобой подтвердило его слова.

— Что именно в ажуре? — зачем-то спросил Муха, которому было совершенно неинтересно, где странствовали Кабан и его «пацаны» и чем они занимались во время своих странствий.

— Да Валера твой в ажуре, — спокойно ответил Кабан, выводя машину со двора. — Знаешь, что такое ажур? Это когда в чем-нибудь много-много сквозных отверстий. Для красоты, сам понимаешь.

— Вы что, его… того? — холодея, спросил Муха.

— А тебе жалко? Брось, братан, не жалей. Это же он тебя капитану сдал. Сначала дал наводку, по которой ты чуть в тюрягу не загремел, а потом сдал. Дали ему в рыло, он и раскололся. Чего о нем жалеть? Зато теперь про тебя ни одна живая душа не знает — кроме нас, конечно. А мы на своих не стучим, у нас это не принято. Западло, понял?

— Понял, — сказал Муха.

«Действительно, — подумал он, — что тут непонятного? Нет человека нет проблемы. Тот, кто раскололся один раз, мог расколоться снова, и тогда ко мне пришел бы настоящий мент, а не тот бугай в погонах. Что я потерял в тюрьме? Да и не дожил бы я до тюрьмы, наверное. Нет, в такой жизни есть своя прелесть, факт.

Ни о чем не надо думать, как в армии. Главное, выполняй приказы, а об остальном позаботятся те, кому за это деньги платят. Обеспечат алиби и устранят свидетелей.

А раз так, то нечего забивать себе голову ерундой. Главное, чтобы клиент был на месте.»

— Да, — сказал вдруг Кабан, — чуть не забыл.

Открой-ка бардачок, братан. Там для тебя кое-что имеется.

Муха открыл бардачок и сразу уловил внутри тусклый блеск вороненого металла. Он вопросительно посмотрел на Кабана. Тот ободряюще кивнул, и Муха осторожно вынул из бардачка увесистый черный пистолет с коричневой ребристой рукоятью.

— Привет от Валеры, — сказал Кабан, и кто-то на заднем сиденье коротко хихикнул. — Это тебе на всякий пожарный случай, если клиент вдруг начнет брыкаться.

Но лучше, конечно, не шуметь.

— Конечно, — сказал Муха, засовывая пистолет во внутренний карман куртки. Тяжесть оружия успокаивала. Конечно, стрелять в квартире клиента он не собирался, но пистолет был добрым знаком: если бы Кабан собирался убить его сразу же по завершении дела, он не стал бы вооружать свою потенциальную жертву.

— С пушкой обращаться умеешь? — спросил Кабан.

— Дело нехитрое.

Кабан неопределенно хмыкнул и покрутил головой.

— Нехитрое, говоришь? Это хорошо. Только по мишеням в тире шмалять это одно, а живому человеку в брюхо засадить — совсем другое дело. Врубаешься, братан?

Муха промолчал. Откровенничать с этим куском мяса он не собирался. Его прошлое, спецназ и пыльные афганские горы — все это касалось только его, и ему было противно даже думать, что эта горилла с золотой цепью на шее может коснуться его воспоминаний. Он и сам редко вспоминал о том, что было когда-то, с тех пор, как связался с Кораблевым: его теперешний образ жизни как-то незаметно накладывал отпечаток на прошлое, пятнал его, делал мелким и глупым то, что он всю жизнь считал большим и правильным. Поэтому он промолчал, криво улыбнувшись уголком рта и предоставив Кабану сколько угодно сомневаться в его способности справиться с обыкновенным пистолетом Макарова: такие сомнения были ему на руку, и уверенность Кабана в своем превосходстве могла в решающий момент сыграть Мухе на руку.

— Под сиденьем — фомка, — глядя на дорогу, сказал Кабан. — Вареный хотел, чтобы ты сделал это именно фомкой.

— Какой Вареный? — спросил Муха и по тому, как дернулся Кабан, понял, что тот сболтнул лишнее — от усталости, наверное, а может быть, потому, что окончательно принял Муху за своего и расслабился.

— Блин, — выругался Кабан. — Он же с меня шкуру сдерет… Слышь, братан, давай так: я ничего не говорил, ты ничего не слышал. Замазано?

— Не сепети, — сказал ему Муха и наконец-то закурил. Курево больше не отдавало навозом и пошло, как по маслу. Он понемногу обретал всегдашнюю уверенность в себе. — Я не стукач, моя специальность хаты ставить.

— Нормальный пацан, — сказали с заднего сиденья. — Сработаемся, блин.

— Я же говорил: парень — огонь, — с облегчением подтвердил Кабан.

Муха наклонился вперед и пошарил у себя под ногами, сразу нащупав увесистый металлический прут, зачем-то обернутый изолентой посередине. Это была классическая фомка, которой можно с одинаковой легкостью вытаскивать из стены гвозди, срывать навесные замки, взламывать двери и крушить черепа. Он повертел инструмент так и сяк, взвесил на ладони и сделал короткий, чтобы не выбить стекло, пробный замах. Фомка лежала в руке, как влитая, и словно сама по себе рвалась в дело. Муха еще раз повертел ее в руках, щурясь от дыма зажатой в зубах сигареты, и небрежно затолкал под куртку.

— А не выпадет? — озабоченно спросил Кабан, покосившись на него.

— Чего? — переспросил Муха, удивленно подняв брови.

— Ну, когда по стенке полезешь, не выпадет она у тебя? Я думал, у тебя всякие прибамбасы: петли там, крючья, карабины… А ты в курточке, как слесарь из домоуправления…

— А ты, небось, хотел, чтобы я на дело шел, как Терминатор: в каске, в спецкостюме и с головы до ног в веревках и карабинах, — не удержавшись, съязвил Муха. — Так для этого не я нужен, а какой-нибудь сопляк из турклуба «Романтик».