Бремя идолов

Оглавление

— Вы с ним дружили?

— Да. Он собирался жениться. У него была чудная девушка. Он собирался сделать ей предложение.

— А на почве ревности? Не было ли у него ревнивого соперника?

— Нет, конечно, — печально улыбнулся Точкин. — Они очень чисто любили друг друга.

— Может быть, у него были недоброжелатели? Он ничего подобного не говорил вам в последние дни? Или угрозы в его адрес?

— Ничего. Следователь меня об этом спрашивал. Нет, никаких угроз не было.

Честно говоря, мы до сих пор в шоке. Почему Слава? Если кто-то хотел рассчитаться с журналистом, который часто выступает на криминальные темы, то откровенно говоря, у нас есть сотрудники, которые связаны с этой тематикой более длительное время, на их счету материалы, где затрагиваются очень известные люди. Но убили именно Славу.

— Вы ведь тоже пишете в основном на криминальные темы?

— Да, это мое амплуа.

— И как вы оцениваете это убийство? Не как друг Звонарева, а как профессиональный журналист, занимающийся этими проблемами.

— Типичное заказное убийство, — пробормотал Точкин, — убийца ждал его в подъезде дома, ждал, когда он спустится вниз. Даже деньги не взял. Это не ограбление, а самое типичное заказное убийство. К сожалению, процент раскрываемости таких убийств самый маленький в стране.

— Он невелик во всем мире, — согласился Дронго, — поэтому я не иду к следователю, чтобы узнать подробности о найденных на месте преступления гильзах, не жду от них возможных свидетельских показаний. Тут все ясно. Убийца давно выбросил свой пистолет, и найти его достаточно проблематично.

— Убийцу или пистолет? — уточнил Корытин.

— И того, и другое, — невозмутимо ответил Дронго. — Но на убийцу можно выйти, если удастся понять, кому именно понадобилось убрать Звонарева. Поэтому мне нужны все записи, черновики и все статьи, которые он готовил за полгода до гибели.

— Я принесу вам их, — кивнул Точкин.

— У него были какие-нибудь контакты в последнее время с криминальными или подозрительными элементами? Иногда у журналистов бывают информаторы из таких типов.

— Возможно, только он об этом никому не рассказывал. У каждого есть свои информаторы, но мы не обнародуем их имена, чтобы не подставлять людей. У Славы тоже были свои информаторы. Но он никогда про них не говорил.

— Даже вам?

— Даже мне, — кивнул Точкин, — и правильно делал. Разве можно рассказывать о людях, которые помогают тебе в работе? Это как в милиции — каждый опер бережет своих агентов.

— Про милицию поговорим в следующий раз, — заметил Дронго, — меня все же интересует круг информаторов Звонарева. Неужели вы никого из них не знали, ни о ком не слышали?

— Некоторых знал. Профессия у нас такая: ни одной статьи не подготовишь, встречаясь с одним человеком. Тут пять, шесть, восемь человек нужно — иначе нельзя составить полное впечатление. А тем более — объективное.

— Мне о Звонареве нужно знать как можно больше. Какой он был человек, что любил, как вел себя в разных ситуациях, как реагировал на несправедливость. Он был равнодушным, эмоциональным, сдержанным? Каким?

— Его главное качество — наблюдательность, — подумав, ответил Точкин. — У него было своеобразное умение примечать детали. Как у хорошего следователя.

Если многие из нас видели проблему в целом, то он замечал такие детали, на которые другие не обращали внимания. Эмоциональным он не был, нет, скорее сдержанным. Но и равнодушным его нельзя назвать. Умел веселиться, радоваться, грустить. Мы готовили материал о детях, попрошайничающих на улице, и я видел, как он переживал это. Но старался не показывать. Даже с Валей особенно много не говорил. Во всяком случае, мне так казалось. Конечно, он гордился своими успехами, но радовался им как-то сдержанно, внутри, не стараясь особенно выказывать свои чувства.

— Он любил выпить?

— Нет. Иногда, после работы, в хорошей компании выпивал, но весьма умеренно. Всегда себя контролировал. Умел держаться.

— У него были враги в редакции?

— Вы думаете — его убил кто-то из наших? — даже улыбнулся Точкин.

— Я пока только спрашиваю, — терпеливо уточнил Дронго.

— Нет, думаю, нет. Не всем, конечно, нравилась его растущая популярность.

Среди журналистов тоже есть конкуренция. Но чтобы из-за этого убивать… Нет, врагов у него не было. Все его любили.

— За исключением Виолы, — напомнил Корытин.

— Какой Виолы? — сразу насторожился Дронго.

— Секретарь Главного, — нехотя ответил Точкин. Было видно, что ему неприятно говорить на эту тему. — Она раньше встречалась со Славой, а потом он переключился на Валю. Виола считала, что он сделал это из-за ее отца, а девушку не любил. Ну, все как обычно. Когда парень бросает одну, она начинает сочинять гадости про другую.

— Я, кажется, видел ее в приемной, — кивнул Дронго, — очень эффектная блондинка.

— Весьма, — кивнул Корытин.

Точкин пожал плечами, предпочитая не спорить.

— Она вам не нравится, — понял Дронго.

— Она не нравилась Славе. А из-за этого у нее испортились отношения и со мной. Виола знала, что мы дружим. В общем, она считала, что это я познакомил Славу с Валентиной, хотя на самом деле все было не так. Но разве можно что-либо доказать? У Виолы отца нет, она живет с матерью в обычной «хрущевке». А у Вали отец известный художник, четырехкомнатная квартира на Тверской. Я не думаю, что Слава предпочел из-за этого Валю. Конечно, нет. Но ему, наверное, было приятно, что дочь такого человека обратила на него внимание. Виола же обычная девушка.