Мы из ЧК

Оглавление

— Как звали того пассажира, у которого вы похитили сверток с газетами?

— Не знаю. Я с ним не знаком.

— Как он выглядел?

— В красноармейской форме. Среднего роста. Лет ему этак тридцать будет. Не больше! Рыжий. Одет в полушубок, на голове шапка-ушанка. Брюки и гимнастерка защитного цвета. Обут в простые солдатские сапоги, изрядно поношенные.

А в это время поезд, с которого были сняты Попов и Касаматов, уже миновал станцию Бурное и подошел к Тюлькубасу. Еще стучали буферные тарелки, машинист, проехав контрольный столбик, осаживал состав назад. В купе оперативной группы вошел постовой милиционер станции.

— Вас из Алма-Аты требует к селектору подполковник Костин, — сказал он, обращаясь к начальнику оперативной группы капитану милиции Синельникову.

Синельников возвращался из кабинета дежурного по станции уже после звонка к отправлению поезда и, не заходя к себе в купе, зашел в четвертый вагон, в котором ехали Попов и Касаматов. Заметил мужчину, одетого в военную форму. В головах у него лежал свернутый полушубок.

«Он», — решил Синельников и, не останавливаясь, прошел дальше. Затем вернулся к себе, в восьмой вагон, стал обдумывать, как и где лучше снять этого человека. Он взял расписание движения пассажирских поездок и определил, что в Чимкенте сможет передать задержанного опергруппе встречного поезда. Костин сказал, что операцию следует провести с особой осторожностью, ибо у подозреваемого может оказаться оружие. Синельников пригласил дежурного милиционера и вместе с ним зашел к проводнику. Через минуту они были уже в купе.

— Ваши билет и пропуск? — спросил проводник у мужчины.

Тот сразу встал, вытащил из кармана брюк кожаный кошелек, достал пачку документов. Быстро нашел билет, пропуск, еще одну бумажку, которая оказалась отпускным удостоверением, выданным на имя рядового Заставникова Пестра Алексеевича, проходящего службу в войсковой части № 2547 и следующего в отпуск по болезни. В удостоверении не указывался срок отпуска, оно было напечатано не на бланке установленного образца, а на бумаге. Затем Синельников внимательно ознакомился с красноармейской книжкой и нашел, что она по форме и размеру не соответствует установленному новому стандарту. Капитан милиции посмотрел на сидевшего Заставникова и обратил внимание на шевелюру. «Будучи рядовым, он носит прическу. У нас, в армии, это не положено», — отметил про себя Синельников и тут же приказал:

— Собирайте вещи, пройдем в отделение.

В купе оперативной группы Заставникова обыскали. Нашли складной нож, расческу иностранного производства, блокнот с адресами. В чемодане оказалась половинка газеты с антисоветским текстом.

Синельников составил протокол задержания и обыска Заставникова, в Чимкенте передал его опергруппе для доставки в Алма-Ату.

Дальнейший опрос Заставникова показал, что предъявленные им документы похожи на поддельные и подлежат всесторонней проверке. А когда Салах Сагдеевич спросил Заставникова, что это за газета, лист которой нашли в его чемодане, он ответил, что не помнит, как она оказалась у него.

— Значит, не хотите правду сказать? — спросил Сагдеев и тут же достал из папки еще один лист газеты, тот самый, что нашли в чемодане Попова.

Когда сложили оба листа на столе, линии их разрыва совпали.

— Подойдите сюда, — позвал Сагдеев Заставникова. — Смотрите. Ведь это одна газета, верно?

— Правильно, одна, — согласился задержанный. — Но я уже говорил, не знаю, каким образом половина газеты оказалась в моем чемодане.

— Ну что же, тогда мы устроим вам очную ставку с человеком, который изобличит вас во лжи.

Ввели Попова.

— Идите и посмотрите на эту газету, — пригласил его Сагдеев. — Где половина, которую изъяли у вас?

— Вот эта, — ткнул пальцем Попов в тот лист, на котором была его роспись, удостоверявшая изъятие вещественного доказательства.

— Где вы его взяли?

— Я выкрал этот лист газеты у сидящего напротив меня гражданина.

Услышав это, Заставников вскочил со стула и бросился на Попова с криком: «Ах ты, гнида! Так это ты сделал». Но ему преградил путь Иван Петрович. Заставников попятился назад, тяжело опустился на стул.

Попова увели и Заставников рассказал, что все документы на его имя сделаны в Бреслауском разведывательном центре фашистской Германии, где он учился после окончания специальной школы агентов-пропагандистов, затем был переброшен через линию фронта. Вот уже месяц, как он пробирается в глубокий тыл Красной Армии. По заданию фашистской военной разведки должен вести среди населения антисоветскую пропаганду.

— Вот как! — сказал Сагдеев. — Но этим нас не удивишь. Придется рассказать обо всем подробнее.

— И расскажу. Только дайте собраться с мыслями.

Заставников подписал протокол своих первых показаний, и его увели.

Тлеумагамбетов ушел, а Салах Сагдеевич с Иваном Петровичем еще долго обменивались мнениями по делу Заставникова. Костин рассказал, что с подобным случаем он уже имел дело вскоре после увольнения из Красной Армии в июне 1922 года, буквально в первые дни работы в органах ОГПУ.

— Смотри-ка, какое совпадение, — воскликнул Салах Сагдеевич. — Ведь я тоже в 1923 году был направлен на работу в органы, а затем на учебу в Московскую школу. Как же это случилось, что мы не знали там друг друга?

— Тут нет ничего удивительного, — заметил Иван Петрович. — Ведь мы учились на разных курсах, к тому же я приехал в школу несколькими месяцами позже вас.

— Школа дала нам очень много, не правда ли, Иван Петрович?