Святая кровь

Оглавление

— Вы по-прежнему обладаете официальной защитой своих правовых интересов, — подтвердил Мартин, — так же, как и полным доступом к ресурсам секретариата, которые, как вам известно, достаточно обширны. И если вы оба в некотором…

Он замялся, будучи уверенным, что мысленно они договорили фразу.

— Скажем так: сейчас это лучшее место для вас.

— Именно на это я и уповал, — с заметным облегчением сказал Донован. — Благодарю вас.

Как у настоящих ирландцев, его с Мартином узы были крепче, чем узы духовные. Вот и снова отец Мартин пришел ему на помощь.

Донован допил виски, погремел льдом в стакане.

— А доктор Хеннеси?

— Я позабочусь о том, чтобы она получила такую же защиту.

— Большое спасибо, отец, — сказала Шарлотта.

Она заметила, что клирик весь излучал уверенность, да и выглядел намного лучше нынче вечером. Может, все дело было в освещении? А еще она только сейчас почувствовала, что уже давно не может отделаться от мысли, что этот человек ей подозрителен. Ведь он был непосредственным подчиненным кардинала Сантелли, сумасшедшего, который, по словам Донована, приказал Конте убить ее.

— Понимаю, насколько вам это может показаться неудобным, — не унимался Мартин, — но, быть может, вы поведаете мне об этих реликвиях. Тогда, вероятно, мне проще будет определиться с направлением расследования.

Неслышно подошла монахиня, держа в руках поднос с высоким стаканом с виски. Донован был рад паузе, поскольку пока не знал, как ответить Мартину. Он медленно поменял стаканы и глубоко вздохнул.

— Мне можно доверять, Патрик, — настаивал Мартин. — И вы знаете это.

Если б не Мартин, безвременная кончина кардинала Сантелли расследовалась бы куда более тщательно, в особенности по той причине, что Донован покинул кабинет кардинала как раз перед тем, как Мартин обнаружил его там мертвым. Если бы позволили провести вскрытие, след яда, который Донован ввел из шприца кардиналу в плечо, наверняка бы обнаружили. Однако дело было не в доверии. Слишком много поставлено на карту. Опять же, во все эти неприятности вовлек его и Шарлотту Ватикан. Но Ватикан же остается их единственной надеждой на разрешение проблем.

Донован оглянулся через плечо и дождался, когда монашка выйдет из комнаты. Затем перевел взгляд на Шарлотту, пытаясь отыскать на ее лице малейший признак несогласия. Она кивнула ему продолжать.

— Некоторое время назад, в этом году, ко мне попала одна книга, — начал он. — Книга очень-очень древняя…

33

Египет

Раввин Аарон Коэн прижал большой палец к маленькой стеклянной панели рядом с кодонабирателем надверном косяке. За несколько секунд биометрический «ключ» был принят, и клавиши панели подсветились. Он набрал двенадцатизначный цифровой пароль; каждое нажатие сопровождалось негромким писком. Панель мигнула три раза, серии механических задвижек скользнули из пазов по всему периметру дверной коробки. Массивная дверь освободилась и мягко открылась внутрь, послушная усилиям пневматических поршней. Сенсор движения включил яркое светодиодное освещение в открывшемся за порогом пространстве.

Протянув руку вправо, Коэн коснулся пальцами тонкого золотого футляра мезузы, висевшего под углом к открытой двери и имевшего на крышке букву «шин»

— первую букву одного из имен Всевышнего в Ветхом Завете, Шаддай.

Ступив за порог, раввин помедлил у подобия горного туннеля. Ему отчетливо вспомнилась клаустрофобия, охватившая его, когда священники левиты впервые показали ему это место.

Это был 1974 год, год и великой трагедии, и кардинального изменения в его судьбе…

Дело было в конце января. Аарон только что отпраздновал свое двадцатилетие и числился на втором семестре предпоследнего курса нью-йоркского университета Иешива. Стоял снежный полдень, когда он получил зловещий телефонный звонок от своей старшей сестры Планы.

«Папа умер», — были первые слова, произнесенные ею странным, бесстрастно-больничным тоном (в то время она работала дипломированной медсестрой в медицинском центре «Бет Израиль»). Охваченный шоком, он молчал, а сестра рассказывала о том, что этим судьбоносным утром автобус В-41 занесло на гололеде на перекрестке Флэтбуш-авеню, и он сбил трех пешеходов на переходе, ранив одного тяжело и смертельно — двоих. Одним из погибших был Мордехай Коэн.

— Отец не должен пережить сына, — сказал дед.

Аарон впервые видел его плачущим. Лишь после того, как его сын был предан земле, старик перестал рвать на себе одежды и повторять нараспев: «Baruchdayanha-emet» — «Благословен Праведный Судия».

После скорых похорон и обязательной семидневной шивы дедушка вызвал Аарона к себе в кабинет и, не говоря ни слова, вручил ему билет бизнес-класса в Каир. Когда Аарон спросил, зачем это, дедушка уклончиво ответил:

— Тебе решать, мой благородный внук. Будущее ждет. В твои руки вверяется судьба Сиона.

За этими словами последовали, как вскоре оказалось, последние мудрые дедушкины наставления. Позже Аарон узнал, что старик умер во сне, когда его самолет вылетел в Египет.

По прибытии в международный аэропорт Каира и после прохождения таможни молодого Коэна поджидал на выходе из здания египтянин, одетый во все белое. У встречающего были кривые зубы и жутковатое, обезображенное оспинами лицо, отчасти скрытое неопрятной бородой. Человек осторожно предъявил талисман с дельфином и трезубцем и следом попросил Аарона сделать то же самое. Он сопроводил Коэна к помятому грузовичку и настоял на том, чтобы израильтянин по дороге к ангару ехал с завязанными глазами: серьезное испытание для молодого Аарона в чужой, враждебной стране спустя год после войны Йом-Киппура.