Любовник оживает в полночь

Оглавление

– Я слушаю.

– Полина, немедленно верни мою дочь, – прозвучал в трубке знакомый голос.

Глава 20

– Моника! – удивилась я. – Вот кого я никак не ожидала услышать. Так это ты у нас Варвара?

– По паспорту я Варвара Мережко, в девичестве Ластовская, – спокойно сказала моя хозяйка. – Ты разве не в курсе, что никто из гадалок не работает под своим именем? Ты ведь у нас тоже не урожденная Земфира. А ты что, не догадывалась, что Моника – это мой псевдоним?

– Знаешь, никогда над этим не задумывалась. До сих пор не верю, что ты хотела меня убить…

– А тебе не приходило в голову, что ты до сих пор жива только благодаря мне? Знаешь, сколько раз я отговаривала молодых от твоего убийства? Думаешь, если бы не я, тебя пугали бы вампирскими клыками?

– Да, я тоже удивлялась тому, что меня сначала пугали, а не пытались убить. Значит, Юля твоя дочь? Юлия Ильинична?

– Марта. Марта Федоровна, – сухо поправила Моника.

– Понятно. Ну и что мы теперь делать будем?

– Ты отпускаешь мою дочь, думаю, это понятно. А твои требования я хочу выслушать.

– Ты же знаешь, мне нужен настоящий убийца Юли и Таисии. Ну и, разумеется, несчастного сыщика.

– Это мой зять. Ты ведь не думаешь, что я его сдам милиции?

– Но тогда наша сделка не состоится!

– А если я позвоню в милицию и сообщу, что вы силой удерживаете заложницу?

– На здоровье, тогда-то все и выяснится. Найдем и вашего зятя, и улики против него. Кстати, проникновение молодой семьи в нашу квартиру – тоже дело подсудное.

– Что ты хочешь сделать с моей дочерью?

– Только недавно я намеревалась уморить ее голодом, а теперь даже и не знаю, тебя огорчить боюсь. Слушай, патовая ситуация образовалась. Давай ты мне через полчаса перезвонишь. Мы с тобой пока подумаем, как нам прийти к компромиссу.

– С Мартой все в порядке?

– Она жива и здорова, правда, прикована наручниками к батарее.

– Немедленно сними с нее наручники!

– Увы, Моника, даже из уважения к тебе не могу, она такая сильная, что без наручников мы с ней не справимся. Давай немного подумаем над сложившейся ситуацией. А потом звони мне на домашний номер.

Я отключилась и повернулась к Саше:

– Видишь, это была не Синтия.

– Да уж, прямо камень с души свалился, – попытался пошутить он. – Ты рада?

– Нет, – грустно ответила я. – К Монике я тоже очень привязана. С ее помощью мы с тобой когда-то познакомились. И работу я получила только благодаря ей. Если честно, я ее считала… ну, не матерью родной, конечно, но кем-то вроде доброй тетушки…

– Ну и что ты будешь делать с дочерью твоей благодетельницы?

Я пожала плечами и пошла на кухню. Юля лежала на полу с закрытыми глазами, но, судя по прерывистому дыханию, не спала.

– Юля, очнись! Скоро домой пойдешь, – бодро пообещала я. Девушка даже не шелохнулась. Я вздохнула и вышла из кухни, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Ну, как она? – с тревогой в голосе спросил Саша. Я не успела ответить, как зазвонил мой домашний телефон.

– Полина, сколько тебе обещала мать Славика? Тысячу долларов? Я даю десять тысяч, если ты сейчас отпустишь Марту и забудешь про все это дело.

– Моника, извини, ты же меня знаешь. Я охотно простила бы покушения на себя, но не могу забыть про четырех убитых и оставить невиновного гнить за решеткой. Это исключено. У меня другое предложение. Сейчас твой зять пишет признание во всех убийствах – с датами и подробностями. Бумагу подписываете вы и он, ставите дату. Затем это признание вы переправляете ко мне домой, потом договоримся, каким образом. После этого я отпускаю Юлю и даю вам 24 часа, чтобы вы всей семьей и со всеми деньгами без проблем покинули Город. Уезжайте на все четыре стороны, а я через сутки отношу бумагу в милицию.

– Мне надо подумать, – на сей раз первой отключилась Моника.

Она перезвонила довольно быстро, я едва успела сделать пару необходимых звонков.

– Мы согласны на твои условия, только с одной поправкой – нам для сборов нужно трое суток.

– Моника, извини, но ведь мне все это время придется безвылазно сидеть дома! Я ведь не могу выйти на улицу, прежде чем бумага будет в милиции, а вы – за границей. Тебе не кажется, что трое суток домашнего ареста – это слишком много?

– Кажется, но тут уж ничего не поделаешь. Лучше скажи, сколько ты хочешь за моральный ущерб?

– За моральный ущерб? Интересная мысль. Давай вместо возмещения ты удовлетворишь мое любопытство. Просто подробно расскажи о том, как вы провернули всю аферу. А денег мне от тебя не нужно.

– Ладно, бумага будет у тебя через полчаса. Ты откроешь дверь и выведешь Марту, а взамен получишь признание.

– Извини, Моника, но на такое я пойти не могу. Признание должно быть передано поэту Аркадию. Он с бумагой в руках подойдет к нашей двери, я посмотрю на него через «глазок» и, лишь убедившись, что он на площадке один, открою дверь.

– А Марта?

– Я за полминуты прочитаю признание и тут же выпущу из квартиры твою дочь. Надеюсь, у тебя нет повода усомниться в моей честности?

– А в моей ты сомневаешься?

– Не обижайся, Моника, – сомневаюсь. К тому же у тебя очень веские причины меня обмануть, у меня же таких причин нет.

– А моя исповедь?

– Вот тут я поверю тебе на слово. Сначала отпущу Юлю, потом ты мне позвонишь и все расскажешь.

Через полчаса поэт Аркадий с самым гордым видом стоял на моей лестничной клетке. Убедившись, что он пришел один, я впустила поэта в квартиру, тщательно заперла дверь на засов и, отправив Аркадия в спальню общаться с Сашей, прочла признание. Отлично, некий Дмитрий Попов, 23 лет от роду, окончивший два курса ГИТИСа в Москве, признается в том, что убил девушку Юлю Фечину, затем Таисию Выселко, затем маклера Юрия Лисицина, а напоследок – частного детектива Василия Голованова. Все убийства были расписаны в подробностях, кратко разъяснялась и суть аферы. Внизу стояла подпись Дмитрия – видимо, того самого лжевампира и хорошо известной Моники-Варвары Мережко.