Даже ведьмы умеют плакать

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая

– Он построил для вас золотую клетку, – прокомментировала Лиза, отправляя в рот очередной кусочек «Захера» со взбитыми сливками.

– Нет! – воскликнул я. – Он создал для меня Покой . Тот самый, с большой буквы, о котором мечтают все художники. Неизвестно, чем я его заслужил.

– Значит, пришел человек, предложил вам смыться, и вы сразу же согласились?.. – прищурилась девушка.

Я пожал плечами.

– А почему нет? Дальше все произошло настолько быстро – я даже не ожидал. Мой меценат взял на себя все формальности. Мне очень быстро сделали визу, страховку, билеты. Через два дня я уже сидел в самолете, улетающем сюда, в Вену.

Лиза покачала головой – то ли восхищаясь, то ли, наоборот, не одобряя. А я спросил себя: «Какого дьявола я так разоткровенничался? Выложил первой же встречной, случайно попавшейся на пути девчонке всю свою подноготную!» А потом сам же себе ответил: «Она, может, и случайная встречная, но не первая попавшаяся. Это не Серебрякова. Совсем не Серебрякова. Лиза мне нравится. Очень нравится».

– И это все? – Она проницательно глянула мне в глаза.

– В каком смысле? – опешил я.

– В смысле – вы все мне рассказали, почему уехали из Москвы? Может, было еще что-то?

Тут я почувствовал, что теряюсь. Почему она вдруг спросила? Что она может знать о той странной цепи неприятных инцидентов, которые преследовали меня вплоть до отъезда? О «Кукушечке-два», заблокированной кредитке, загадочном письме, написанном моим почерком? Да нет, откуда! Об этом никто не знает, кроме меня! Я никому ни слова не рассказывал! Или она просто, в излюбленном женском стиле, берет, что называется, на понт? Может, хочет знать, не бегаю ли я от алиментов? Или от какой-нибудь обрюхаченной мною девчонки?

– Что вы, Лиза, имеете в виду? – переспросил я, переборов смущение и строго глянув на нее.

– Ничего, – невинно ответила она. – Я просто спросила.

И она, в свою очередь, тоже, кажется, смешалась.

Дальнейшее наше пребывание в кафе «Демель» ограничилось обменом дежурными репликами. Будто мы в нашем разговоре подошли к какой-то пропасти, заглянули в нее, испугались (причем – оба!) и отступили назад, на надежное, ровное пространство обычного трепа. Я спросил, надолго ли она в Вене и когда собирается назад, в Москву. Она сказала, что приехала позавчера, а послезавтра у нее уже самолет домой, – и сердце у меня сжалось. «Господи, – мысленно воскликнул я, – если уж ты сделал так, что мы встретились, то почему же разлучаешь нас так быстро?!»

Потом мы доели пирожные, допили кофе, она сделала робкую попытку заплатить сама за себя (попытка была пресечена на корню). Я расплатился, оставив щедрые, по местным меркам, чаевые. Она спросила:

– Очень дорого?

– Не дороже, чем в московском дурацком « Кофе-Хаусе», – ответил я, и это было почти правдой (я заплатил восемнадцать евро).

– А вкуснее в пятьсот раз! – непосредственно воскликнула она.

И мы вдвоем вышли из кафе на Кольмаркт.

ХУДОЖНИК. ЭТО ЛЮБОВЬ?

Я спросил ее о планах на вечер. Она сказала, что у нее намечен поход, вместе с делегацией, в Оперу. Увидев, что я огорчен, она не без умысла сказала:

– Зато завтра я целый день свободна.

– Отлично. Тогда я похищаю тебя на весь день. – Я сам не заметил, как перешел на «ты».

– Похищаешь? – кокетничая, она тоже, естественным образом, соскочила на «ты». – С какими целями?

– С самыми далеко идущими.

Она расхохоталась.

Потом я проводил ее до гостиницы. Ей надо было перед Оперой оставить в номере покупки и переодеться. Шли мы в отель не спеша, и я показывал Лизе те достопримечательности, которые уже знал сам: дом, где жил Моцарт (дворик, как петербургский, только сжатый раз в пятнадцать; этажи по-одесски опоясывала лестница). Завел в крошечный «Американский бар» с зеркалами – творение знаменитого современного архитектора Лооса. Потом мы пошли дальше: мимо «Сецессиона» – здания в стиле модерн с золотым ажурным шаром на крыше. Я рассказывал ей, что помнил, о Шиле, Климте, Кокошке 8 и увидел, что эти имена Лиза слышит едва ли не впервые, – но мог поклясться, что ей было интересно.

Вскоре мы пришли – ее гостиница «Моцарт» находилась неподалеку от Ринга. Часы показывали половину пятого вечера. Я сказал, что буду ждать ее на этом самом месте завтра в одиннадцать утра. Она сказала «хорошо» и осторожно, приподнявшись на носки, поцеловала меня в щеку.

Она исчезла за вращающимися дверями гостиницы, напоследок помахав мне рукой. И в тот момент, когда Лиза скрылась из вида, мне показалось, что солнце, освещавшее весеннюю Вену, будто бы стало тусклее. Я даже удивленно глянул в небеса: не набежало ли облачко. Нет, небо было таким же, как прежде: синим, по-весеннему далеким. «Неужели, – подумал я, – на меня оказывает такое воздействие девушка: своими блещущими глазами, своей солнечной улыбкой?! Неужели, черт возьми, я опять не удержался – и втюрился?! Ох, как не своевременно, как глупо!.. Завтра у нас с ней – один день. Единственный. Первый, он же последний. А потом она вернется в Москву, я останусь здесь, и… И все. И зачем я только уехал в эту дурацкую Австрию! Хотя – если б я не уехал, как бы мы, спрашивается, познакомились?»

Не разбирая дороги, я шел по умытым улицам австрийской столицы, а потом спохватился: раз уж я в Вене, надо сделать одно дельце, которое давно задумывал. Опять же к завтрашнему свиданию с Лизой наверняка пригодится.

ЛИЗА. ДНЕВНИК

28 апреля 20** года.

Самым странным было то, что Я – НЕ УДИВИЛАСЬ.

Не удивилась ничему.

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая