Любовь на Утином острове

Оглавление

Послышался какой-то скрип, затем чиркнула спичка и вспыхнуло пламя. Острый запах серы, смешанный с запахом керосина, наполнил комнату, когда он зажег фитиль лампы. Ее желтовато-голубое пламя осветило помещение неясным светом, отбрасывая на Алана нечеткие, пляшущие тени.

Всего минуту назад она чувствовала в нем нежность, его крепкий торс прижимался к ее телу, он был полон безумного неутоленного желания. Его недавнее возбуждение было столь же очевидно, как и злость, взявшая над ним верх.

По спине Дженифер пробежал холодок, когда Алан открутил лампу, чтобы сделать огонь побольше, повернулся и взглянул на нее серо-стальными глазами. Лицо его было таким же напряженным и каменным, как и профиль, освещаемый светом лампы.

Не понимая, чем вызвана столь резкая перемена в его настроении, Дженифер подпрыгнула от неожиданности, когда он швырнул к ее ногам рюкзак.

– Я принес сухую одежду, – бросил он тоном, каким тюремщик разговаривает с заключенным. – Переоденься.

Замерзшая, сбитая с толку и растерянная, она стояла, пытаясь разобраться в том, что произошло.

Скрестив руки на груди, он стоял и смотрел на нее сурово, словно грозный надсмотрщик, пока взгляд его не упал на ее мокрую рубашку с короткими рукавами. Она была смята его руками и, казалось, все еще хранила жар его страсти.

– Алан…

Его острый стальной взгляд остановил ее, когда он перевел его на ее лицо.

– Переодевайся, малышка, – проскрежетал он, и резкий звук его голоса словно пилой прошелся по ее оголенным нервам. – После такой веселенькой прогулки у меня нет ни малейшего желания нянчиться еще и с безголовой курицей, у которой не хватает мозгов сообразить вовремя вернуться домой.

Все еще не понимая, чем вызвана столь резкая перемена в его настроении, она тоже разозлилась.

– А я и не прошу со мной нянчиться. Я уже не раз говорила, что вполне могу сама о себе позаботиться.

– Не сомневаюсь, – процедил он саркастическим тоном, потом окинул ее насмешливым взглядом. – Результат этой твоей заботы налицо. У тебя просто потрясающее умение попадать в передряги, малышка. Давай-ка снимай с себя мокрую одежду и переодевайся в сухое. И не беспокойся, – добавил он насмешливо, – твоя добродетель под моей надежной охраной. Я избегаю связываться с женщинами. – Бросив на нее пренебрежительный взгляд, он резко отвернулся, словно она была не более чем пустое место.

Но, после того как Алан поцеловал ее, она знала, что он лжет, и не собиралась отступать.

– А, так, значит, минуту назад ты прижимал к себе не женщину?

Лишь чуть заметное движение плеч свидетельствовало, что он ее услышал, но это ее не остановило.

– А может, – со злостью продолжала она, – у тебя какое-то другое объяснение того, что тут только что произошло?

Он резко повернулся, и их взгляды скрестились. Пламя керосиновой лампы шипело и подрагивало от порывов ветра, проникавшего сквозь щели в бревенчатых стенах.

– А ничего особенного не произошло, – заявил он решительно и безапелляционно. – Обычный адреналин, ничего больше, ясно тебе, девочка? Адреналин – вот что это было. И не стоит принимать это за что-то иное.

Это было уже слишком для дня, переполненного несчастьями. Она продрогла. В руке немилосердно дергало. Было ужасно больно и обидно.

– В последний раз говорю тебе, Маклей, что я не маленькая девочка, и тебе это хорошо известно! – Глаза ее наполнились слезами, и она была не в силах их удержать.

– Я знаю только то, что ужасно продрог и устал. И прежде чем снова задрать кверху свой упрямый маленький подбородок, подумай дважды. Я не в том настроении, чтобы играть со мной. Так что лучше меня не трогай, а не то я просто переброшу тебя через колено и отшлепаю хорошенько. – Он поднял рюкзак, развязал завязки и вытряхнул содержимое на пол. – Если ты сию же минуту не снимешь с себя мокрое и не переоденешься, пока я буду разводить огонь, то, клянусь, я сам тебя раздену!

На мгновение у нее мелькнула мысль, что она, пожалуй, не стала бы возражать против такого развития событий.

Он снял и повесил свой мокрый плащ, затем повернулся к очагу и начал разводить огонь.

Тихо, но твердо она произнесла:

– Я женщина, Алан, и если ты наконец поймешь это и признаешь, что желаешь меня как женщину, то, думаю, нам обоим будет легче.

– Настоящая женщина не стала бы улепетывать от проблемы, как ты сделала сегодня. – Его голос напомнил ей холодную гладкую и опасную сталь. – Она бы смело посмотрела ей в лицо и решила бы, как с ней справиться. А легче мне станет, когда я выберусь с этого богом забытого острова, расстанусь с тобой и вернусь к своей обычной жизни.

Эти слова больно ранили ее. Дженифер понимала, что именно этого он и добивается. Но понимала она и еще кое-что. Не только она убегает от своих проблем. В его жизни тоже есть нечто такое, от чего он убегает, что его пугает. А сейчас его пугает она и ее чувства.

– А где твоя обычная жизнь, Алан?

Он молчал довольно долго.

– Где угодно, только не здесь.

Проглотив боль, она тихо спросила:

– Зачем же ты тогда здесь? Зачем приплыл сюда за мной?

Он повернулся к ней, и взгляд его был холодным и тяжелым.

– Черт бы тебя побрал, Дженифер! Неужели ты настолько глупа и упряма, чтобы не соображать, что ты вполне могла погибнуть?!

На этот раз в его тоне прозвучала мука, которая сказала ей то, в чем он ни за что не хотел признаваться.

– А тебе это было бы небезразлично, – смело проговорила она, глядя ему в глаза, затем шагнула чуть ближе к нему. – Тебе это не нравится, но моя судьба тебе небезразлична.