Подозреваются в убийстве

Оглавление

Распрощавшись с Аллочкой возле подъезда дома, где жила Басаргина, Калашников после некоторого раздумья поднялся на второй этаж в квартиру стариков.

"Неужели никто ничего не заметил в ту ночь? – раздумывал он, нажимая на кнопку звонка. – Ведь в квартире Басаргиной кто-то был, это, будем считать, факт. И, видимо, мужчина, может, двое, если судить по расположению табуретов на кухне… А фужер был только один, разбитый… И на нем отпечатки пальцев хозяйки. Что за дьявольщина!"

– А-а, это вы. Заходите, – дверь открыл Петр Васильевич.

Он был одет в синий тренировочный костюм, в котором выглядел моложе своих лет.

Заметив взгляд Калашникова, весело подмигнул ему:

– Не узнаете? Чтобы тело и душа были молоды… Бегаю, знаете ли. По утрам, в основном. А вот сегодня лень одолела, так я решил вечерком поразмяться.

– Извините, что помешал.

– Да ладно, чего там. Завтра наверстаю. Что же мы у порога стоим? Проходите в комнату.

Жены Петра Васильевича дома не было.

– К соседке ушла. Покалякать о том, о сем, – объяснил старик. – Я сейчас чайку… – и скрылся на кухне.

А Калашников стоял, остолбенело уставившись на книжную полку, где на видном месте красовалось полное собрание сочинений… Джека Лондона! Он мог поклясться, что в прошлый раз там книг не было.

Следователь вынул наугад один томик, полистал, затем взял второй, третий…

Крохотная бумажка запорхала в воздухе; Калашников поймал ее на лету. Квитанция. Бледно-лиловые буквы с трудом складывались в слова. Квитанция банно-прачечного комбината. Белье… Перечень… Вес… Сумма… Фамилия… Басаргина В. П.!

8

В кабинет вошел старший оперуполномоченный угрозыска капитан Чокин с папкой в руках.

– Здорово, Виктор Емельяныч.

– Привет. Чем порадуешь?

– Работаем согласно плану, но новостей особых нет.

– Садись и давай все по порядку, – Калашников знал, что Чокин страдает излишней скромностью, поэтому приободрился.

– Ага…

Чокин, низенький и круглый, словно колобок, с сомнением посмотрел на видавший виды стул.

– Садись,садись, тебя выдержит, – заметил его нерешительность Калашников.

И пожаловался:

– Уже полгода завхоз мозги компостирует – достану, привезу, новая мебель на подходе…

– Зато столик у тебя, позавидуешь, – Чокин вытаскивал из папки бумаги и раскладывал на зеркальной полировке.

– Какой кровью достался, одному мне известно. Ну, что там у тебя?

– Не терпится?

– Спрашиваешь…

– Во-первых, и самое главное, пока ничего утешительного по поводу Басаргиной сообщить не могу. Опросили всех, кого только можно было, – и впустую. Ни малейшего намека на след. Вошла в тот вечер в дом и испарилась. Разыскал я ее дальних родственников, еще одних – в деревне. У них она не появлялась больше двух лет. Последнее письмо получили месяца три назад.

– Где письмо?

– То ли затерялось, то ли сожгли вместе с ненужными бумажками.

"Да, с родственниками у Басаргиной не густо: отец погиб на фронте, мать умерла семь лет назад, братьев и сестер не было…"

– Что еще?

– Проверки сберкассы. Два вклада – один на полторы тысячи, второй двести… двести восемьдесят пять рублей с копейками. Оба счета открыты три с половиной года назад. С тех пор новых поступлений не было.

– А ведь сберкнижек мы так и не нашли… – Калашников задумчиво вертел в руках карандаш. – Надеюсь, кассиров предупредили?

– Обижаешь, Виктор Емельянович… – нахохлился Чокин. – Как только кто появится, будет доложено сей момент.

– Это я так, на всякий случай, – примирительно сказал Калашников, весело глядя на капитана.

– А теперь два пунктика, которые несомненно представляют интерес, – Чокин пододвинул к следователю несколько машинописных листов. – Показания сторожа универсама Табунщикова. Это на углу Тенистой и Пролетарской. Там есть небольшой скверик…

"Есть скверик, есть… – невольно пощупал шишку на макушке Калашников. – Знакомое место…"

– Так вот, – продолжал Чокин, – в тот вечер возле скверика долго стояли "Жигули" светлой окраски. Номерным знаком, к сожалению, Табунщиков не поинтересовался. Где-то около полуночи к машине быстро подошел мужчина плотного телосложения, долго шарил по карманам в поисках ключей, затем открыл дверцу и уселся за руль. В это время со стороны Тенистой к машине подбежал еще один, худощавый, ростом повыше, буквально вытащил владельца "Жигулей" на тротуар и принялся что-то доказывать. Сторож уже хотел было вмешаться – принял его за пьяного, но тут плотный с силой оттолкнул второго, сел в машину и уехал. А высокий, завидев сторожа, поспешил скрыться в скверике.

– Интересно… – Калашников внимательно читал показания Табунщикова. – Даже очень…

– И второе. По твоей просьбе мы проверили алиби Осташного. Судя по командировочному удостоверению, он в ночь исчезновения Басаргиной был за две сотни километров от города. А если верить показаниям таксиста Катаргина, который знает директора в лицо, так как они живут в одном доме, и который вез его вечером от железнодорожного вокзала в центр города, то выходит, что Осташный возвратился из командировки на трое суток раньше.

– Я почему-то нечто подобное предполагал… Послушай, а где он находился все это время?

– Выяснить не удалось, но дома его не было, это точно.

– А ведь Осташный подходит под описание того плотного мужчины, владельца светлых "Жигулей"… У него есть личная машина?

– Прямо в точку, Виктор Емельянович… – улыбнулся Чокин. – Есть. И между прочим, "Жигули" светлой окраски. У меня тоже появились подобные соображения. А если учесть тот факт, что гараж Осташного находится неподалеку от центра города, возле его прежней квартиры, то выводы напрашиваются сами собой.