Выбери любимый жанр

Оценить:

Твердая рука

Оглавление

— У нас есть и другая работа, — напомнил я Чико. — Нам надо проверить синдикаты.

— А я думал, что этим занимается только Жокейский Клуб.

— Да, обычно они все делают сами. Но у нас иная задача — проверить человека, который курирует синдикаты.

— Рискованное дельце, — поразмыслив, отозвался Чико.

— Но так, чтобы он об этом не догадался.

— Неужели? Я кивнул.

— Речь идет об отставном суперинтенданте Эдди Кейте.

Чико разинул рот.

— Ты шутишь.

— Нет.

— Но ведь он сыщик. Сыщик из Жокейского Клуба.

Я поведал ему о сомнениях Лукаса Вейнрайта, и Чико заявил, что Лукас Вейнрайт, должно быть, ошибся. Вот нам и надо выяснить, спокойно принялся убеждать его я, прав он или нет.

— И как мы это сможем сделать?

— Не знаю. А ты как считаешь?

— По-моему, мозговой центр нашей группы — ты, а не я.

Параллельно Мидлтон-роуд тянулась грязная Рэндж-ровер. Мы повернули к дому Бразерсмита, одновременно выскочили из «Шимитара» и приблизились к мужчине в твидовом костюме, только что выбравшемуся из своего драндулета.

— Мистер Бразерсмит?

— Да. В чем дело?

Он был молод, нервен и постоянно оглядывался через плечо, словно его там кое-что беспокоило. Я решил, что он или приехал раньше времени, или, наоборот, опоздал.

— Вы не уделите нам несколько минут? — спросил я. — Это Чико Барнс, а я Сид Холли. Тут есть ряд вопросов...

Услышав, как меня зовут, он мгновенно отреагировал и посмотрел на мои руки, остановив взгляд на левой.

— Вы — человек с электропротезом?

— Э... да, — смущенно пробормотал я.

— Тогда заходите. Можно мне на него поглядеть?

Он повернулся и уверенно зашагал к дому. Но я стоял на месте и мечтал поскорее отсюда выбраться.

— Идем, Сид, — затормошил меня Чико, направившись вслед за Бразерсмитом.

Он посмотрел на меня и остановился.

— Покажи ему руку, Сид, если он так хочет, и, возможно, он нам чем-нибудь поможет.

Услуга за услугу, мелькнуло у меня в голове... Допустим, но цена меня совсем не устраивает. Я нехотя побрел в хирургический кабинет Бразерсмита.

Он задал мне массу вопросов, говоря четко и ясно, как с больным, а я отвечал ему с подчеркнутым безразличием. У меня накопился немалый опыт, как-никак я частенько посещал Инвалидный центр.

— Вам не трудно вращать запястьем? — спросил он.

— Да, немного. — Я показал ему, как это делается. — Там вставлено нечто вроде чашечки, которая соединяется с пальцами. Другой электрод, подключаясь, вызывает определенные импульсы, благодаря которым рука и поворачивается.

Я понял — он хочет, чтобы я снял протез и показал его. Однако я не собирался этого делать. Наверное, он почувствовал и не стал меня просить.

— Он очень прочно соединен с вашим локтем, — произнес он, постаравшись деликатно обойти острые углы.

— Во всяком случае, не падает. Бразерсмит кивнул головой.

— И вы легко снимаете и прикрепляете его?

— Я пользуюсь пудрой из талька. Она хорошо скрепляет. — Я не стал подробно объяснять.

Чико открыл рот, но тут же закрыл его, уловив мой неприязненный взгляд Он не сказал Бразерсмиту о том, что часто я снимаю протез с большим трудом.

— Вы рассчитываете приспособить подобное устройство для лошадиных ног? поинтересовался Чико.

Бразерсмит поднял голову. Лицо у него по-прежнему было напряженное. Он серьезно ответил:

— Технически это вполне возможно, но я сомневаюсь, что кому-нибудь удастся вытренировать лошадь или заставить электроды реагировать на импульсы ее мозга.

К тому же мы не оправдаем расходы.

— Я просто пошутил, — небрежно заметил Чико.

— Разве? Да, я понял. Но нередко случалось, что у лошади приживался протез. Я как-то прочел об удачном протезе передней ноги у одной породистой кобылы. Она с ним нормально бегала и даже родила здорового жеребенка.

— Ага. — Поворот темы обрадовал Чико. — Знаете, за этим мы и приехали.

Узнать о кобыле. Только эта в отличие от вашей недавно умерла.

Бразерсмит без всякого удовольствия переключился с разговора об искусственных конечностях на расспросы о лошадях с больным сердцем.

— Ее звали Бетезда, — проговорил я, опустил рукав и застегнул запонку.

— Бетезда? — Он наморщил лоб, и его взгляд из беспокойного сделался огорченным. — Простите, я не в силах припомнить...

— Это кобыла из конюшни Джорджа Каспара, — уточнил я. — В два года она считалась одной из лучших, а в три у нее начались сердечные спазмы, и она перестала выступать. Ее отправили на обследование, потом она ожеребилась, но во время родов у нее остановилось сердце.

— Бедняга, — с явным сочувствием воскликнул он. — Какая жалость. Но я уже объяснял вам, что имею дело с массой лошадей и порой даже не знаю их клички.

Вас, наверное, волнует вопрос со страховкой, или вы полагаете, что всему виной халатное обращение? Уверяю вас...

— Нет, — успокоительно произнес я, — вы ошибаетесь. Мы имели в виду совсем иное. Но, может быть, вы припомните, как лечили Глинера и Зингалу?

— Да, конечно. Этих двух я прекрасно помню. Настоящий позор для Джорджа Каспара. Такое разочарование.

— Расскажите нам о них поподробнее.

— Да тут и рассказывать, собственно, нечего. Обычная история, за исключением того, что в два года оба жеребца были в отличной форме.

— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил я.

Он нервно задергал головой, решая, как лучше выразить нелестное мнение, — Я не уверен, стоит ли мне так говорить о ведущих тренерах вроде Каспара, но дело в том, что сердце двухлетки нетрудно запороть, особенно если речь идет о призовых лошадях. Их можно заездить, а вы сами знаете, напряжение на скачках колоссальное. Когда жокей следует всем правилам, то загоняет лошадь, и хотя она побеждает, но слишком дорогой ценой — собственного будущего.