Твердая рука

Оглавление

— Он не мог утерпеть.

Чарльз принес большой коричневый конверт. Он открыл его, вынул его содержимое и передал мне. Там были три фотографии Эша и очередное письмо с просьбой. Фотографии получились удачными.

Дженни выхватила два снимка и начала рассматривать верхний.

— Ее зовут Элизабет Мор, — медленно произнес я. — А его настоящее имя Норрис Эббот. Она называет его Нед.

На третьем снимке, который я взял в руки, они стояли в обнимку и смеялись.

Их лица светились счастьем, и они не пытались этого скрыть.

Я молча передал Дженни письмо. Она развернула его, посмотрела на подпись и сразу побледнела. Мне стало ее жаль, но я знал, что об этом нельзя говорить.

Она бы мне не простила.

Дженни перевела дух и протянула письмо отцу.

— Ладно, — проговорила она после паузы. — Ладно. Отдай эти снимки в полицию.

Она опять села на диван. По ее позе чувствовалось, что решение далось ей нелегко. Дженни вытянула ноги, выгнула спину, повернулась вполоборота и взглянула на меня.

— Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарила? — спросила она.

Я покачал головой.

— Когда-нибудь я это сделаю.

— Не стоит.

Она покраснела от гнева и сказала:

— Ты снова за свое.

— За что?

— Я не желаю чувствовать себя виноватой, а ты меня заставляешь. Я знаю, что часто обращалась с тобой по-свински. А ты играешь в благородство.

— Виноватой в чем?

— В том, что бросила тебя. Что наш брак распался.

— Но это не твоя вина, — возразил я.

— Да, не моя, а твоя. Твой эгоизм, твое упрямство, твоя проклятая жажда победы. Ради победы ты готов на все. Ты всегда должен быть первым. Ты такой тяжелый человек. Тяжелый для самого себя. Беспощадный к себе. Я не могла с тобой жить. Да и никто бы не смог. Женщинам нужны мужчины, которых надо утешать. Которые говорят, я не могу без тебя, помоги мне, успокой меня, поцелуй и мне станет легче. Но ты... Ты на это просто не способен. Ты всегда воздвигал стену и решал свои проблемы в одиночку, как и сейчас. И, пожалуйста, не доказывай мне, что ты не обидчив. Я тысячу раз видела, как ты мучался. Но ты привык высоко держать голову. Сегодня тебе очень плохо, и я это понимаю. Но ведь ты никогда не скажешь: Дженни, приди, помоги мне, а не то я заплачу?

Дженни остановилась и с грустью махнула рукой.

— Вот видишь, ты так и не смог мне возразить, — заключила она.

Несколько минут я молчал, а потом выдавил:

— Нет.

— Ладно, — сказала она. — Мне нужен муж, который не контролирует каждый свой поступок. Я хочу жить с человеком, не боящимся собственной слабости, раскованным, не стыдящимся эмоций. Ты превратил свою жизнь в чистилище, а я так не могу. Мне нужен человек, способный сломаться. Мне нужен... обыкновенный человек.

Она поднялась с дивана, наклонилась и поцеловала меня в лоб.

— Мне понадобилось время, чтобы все это понять, — призналась она. — И сказать, что я думаю. Но я рада, что у меня нашлись силы. — Она повернулась к отцу. — Передай мистеру Квэйлу, что Ники для меня — пройденный этап и я не стану препятствовать следствию. А теперь мне пора ехать. Я себя гораздо лучше чувствую.

Она направилась к двери вместе с Чарльзом, потом замедлила шаги, обернулась и попрощалась со мной.

— До свидания, — откликнулся я. Мне хотелось сказать: «Дженни! Поддержи меня, помоги мне, а не то я заплачу!» Но я не смог.

Глава 19

На следующий день Чарльз отвез меня в Лондон на своем «Роллсе». Я был еще очень слаб, и Чарльз сказал, что мы должны отложить расследование до понедельника.

— Нет, — запротестовал я.

— Но для тебя это опасно. Признайся, ты ведь боишься.

Я подумал, что и правда боюсь Тревора Динсгейта, который не станет тянуть и выполнит свое обещание. Ему плевать, что у меня сейчас трудная пора. Страх слишком сильное слово для моего отношения к сегодняшней поездке, а нежелание слишком слабое.

— Все-таки лучше сегодня, — предложил я. Он не стал спорить. Чарльз знал, что я прав, а иначе отказался бы со мной ехать.

Он высадил меня у двери Жокейского Клуба, припарковал машину и вскоре присоединился ко мне. Я подождал его внизу, и мы вместе поднялись на лифте. Он был в выходном костюме, я в чистой рубашке, но без галстука. И без пиджака.

Жара еще не спала. Ни одного прохладного дня за всю неделю. Мне казалось, что все, кроме меня, успели загореть и хорошо выглядели.

В лифте было зеркало. Я погляделся в него и увидел, что лицо у меня землисто-серое, глаза за-пали, косая полоса шрама доходит почти до корней волос, а на подбородке красуется здоровенный синяк. Но в общем раны начали заживать. Короче, вид у меня был лучше, чем я себя чувствовал. От этого я испытал облегчение. Мне нужно было только держать себя в руках.

Мы отправились в офис сэра Томаса Улластона. Он нас ждал. Мы пожали руки и обменялись приветствиями.

— Твой тесть передал мне вчера по телефону, что ты хочешь сообщить мне какие-то неприятные новости, — сказал он. — Но какие именно, не уточнил.

— Да, это не телефонный разговор, — согласился я.

— Чарльз, Сид, прошу вас, садитесь. — Улластон предложил нам кресла, а сам примостился на краешке большого стола. — Чарльз сказал, что это очень важно.

Итак, я весь слух и внимание. Давай.

— Речь идет о синдикатах, — пояснил я и начал излагать то, что уже рассказал Чарльзу, однако через несколько минут сэр Томас остановил меня.

— Знаешь, Сид, это же не просто разговор между нами. Думаю, надо пригласить все руководство. Пусть послушают.

Лучше бы мы побеседовали наедине, мелькнуло у меня в голове, но он настаивал и созвал верхушку Жокейского Клуба: заведующего секретариатом, главу администрации, секретаря распорядителей, чиновника из отдела лицензий, регистрирующего владельцев лошадей, и главу отдела регулирования правил, следящего за дисциплиной на скачках. Они вошли в комнату, уселись и во второй раз за четыре дня озабоченно поглядели на меня. Конечно, их интересовал ход моего расследования. Я подумал, что они готовы меня выслушать из-за случившегося во вторник. Тревор Динсгейт, бесспорно, повысил мои акции среди руководства.