Маленькая барабанщица

Оглавление

— Ну, а если я на мели? — вопрос вырвался неожиданно. Дело в том, что Аластер, как обычно, растратил не только собственные деньги, но и ее сбережения. И все-таки, сказав так, она в ту же секунду об этом пожалела. Кто ее за язык тянул! Если он сейчас предложит деньги, она швырнет их ему в лицо. Но он словно почувствовал ее настроение.

— Онизнают, что ты на мели?

— Нет, что ты!

— Тогда, по-моему, они должны поверить твоей версии. — И как бы подытоживая разговор, он положил во внутренний карман ее авиабилет.

«Эй, эй, а ну-ка. давай его назад!» — вскрикнула она. Жест этот вдруг вызвал в ней тревогу. Нет, она не вскрикнула, хотела вскрикнуть.

— Избавишься от своих друзей, бери такси до площади Колокотрони. Ко-ло-ко-трони, — повторил он по слогам. — Обойдется тебе это драхм в двести.

Он помолчал, проверяя, смутит ли ее эта сумма. Нет. не смутила: у нее еще оставалось восемьсот драхм, о чем она ему не сообщила. Он еще раз повторил название и проверил, запомнила ли она его. Так приятно было подчиняться его по-военному четким распоряжениям! Он объяснил, что у самой площади есть ресторанчик со столиками на тротуаре. Называется «Диоген». Он будет ждать ее в «Диогене». Не снаружи за столиком, а внутри, где прохладнее и тише. Повтори, Чарли: Диоген. Странно покорная, она повторила.

— Рядом с «Диогеном» отель «Париж». Если случайно я задержусь, я оставлю тебе записку в отеле у портье. Спроси господина Ларкоса. Это мой хороший знакомый. Если тебе понадобится что-нибудь — деньги или что другое, покажешь ему вот это. и он тебе поможет.

Он дал ей визитную карточку.

— Все запомнила? Конечно, все! Ты ведь актриса. Умеешь запоминать слова, жесты, цифры, краски и все прочее.

«Фирма Рихтховен» — значилось на карточке. «Экспортная торговля». И номер почтового ящика в Вене.

Проходя мимо киоска, возбужденная, в прекрасном настроении. Чарли купила вязаную скатерть для матери — пускай подавится! А для зануды-племянника по имени Кевин — феску с кисточкой. Впридачу она выбрала еще десяток открыток, большинство из которых адресовала Неду Квили. своему незадачливому лондонскому импресарио. На открытках она сделала шутливые надписи, призванные возмутить стародевичью чопорность его помощниц и секретарш. «Нед, о Нед. — значилось на одной открытке, — береги себя для меня». «Что будет с оступившейся. Нед?» — гласила другая открытка. Однако третью она решила выдержать в более серьезном тоне. в ней она сообщала, что несколько задерживается. чтобы хоть немножко посмотреть страну, «Пора, Нед, крошке Чэс повысить свой культурный уровень», — написала она. пренебрегши тем самым советом Иосифа не быть в объяснениях чересчур словоохотливой. Переходя улицу, чтобы отправить открытки, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она резко обернулась, вообразив, что это,. конечно. Иосиф, но увидела лишь парня-хиппи с льняными волосами, прицепившегося к их компании и принимавшего деятельное участие в проводах Аластера. Он плелся за ней, нескладный, с болтающимися, как у шимпанзе, руками. Встретившись с ней взглядом, он медленно поднял правую руку, как бы благословляя ее наподобие Христа, и она весело помахала ему в ответ.

«Не везет бедняге, — сочувственно подумала она. бросая одну за другой открытки в ящик, — даже подойти не рискует. Может, надо помочь ему?»

Последняя открытка была адресована Аластеру и содержала множество фальшиво-нежных слов, которые она, набросав текст, даже не удосужилась перечитать.

4

В пятницу днем, в промозглую сырую погоду, Курц и Литвак навестили Неда Квили в его конторе в Сохо визит вежливости с серьезными деловыми намерениями. нанесенный, как только им стало известно об успешной антрепризе Иосифа и Чарли. Они были близки к отчаянию. Со времени взрыва в Лейдене хриплое дыхание Гаврона обжигало им затылок, а тиканье старых часов Курца заглушило все прочие звуки. Но внешне ничего этого видно не было. Обычная хорошо дополняющая друг друга пара — два американца среднеевропейского типа в мокрых плащах фирмы «Бэрбери», один — плотный, с энергичной стремительной походкой, другой — молодой, долговязый, как бы заморенный, с интеллигентно-доверительной улыбкой. Они подписались: «Голд и Кэрман. Творческое объединение», нацарапав это на клочке фирменной бумаги, украшенной синей с золотом, наподобие старомодной галстучной булавки, монограммой, удостоверявшей их принадлежность к фирме. О визите запросило посольство, но просьба исходила из Нью-Йорка, причем встреча была назначена через одну из многочисленных доверенных дам Неда, пришли же они минута в минуту, как приходили заинтересованные в Неде местные деятели, хотя к последним они не принадлежали.

— Мы — Голд и Кэрман, — сказал Курц миссис Лонгмор, престарелой секретарше Квили, представ перед ней без двух минут двенадцать. — Нам назначено на двенадцать.

В приемную Неда Квили вела лестница, ничем не покрытая и очень крутая. За пятьдесят лет своей службы миссис Лонгмор привыкла слышать сетования на это от других американских джентльменов, тяжело, с паузами на каждом повороте поднимавшихся по ней. Но к Голду и Кэрману это не относилось. В окошечко она видела, как быстро взбежали они по лестнице, минута — и они скрылись из глаз, словно в жизни своей не знали, что такое лифт. «Вот что делает бег трусцой, — подумала она, возвращаясь к своему вязанию, за которое получала четыре фунта в час. — Ведь, кажется, все они в Нью-Йорке сейчас помешаны на этом. Бегают по Центральному парку, стараются, а там полно собак, и за каждым кустом извращенец!»