Кровная связь

Оглавление

114

Глава тридцать седьмая

– Проснись! Это Майкл! Тебе снится кошмар!

Майкл Уэллс трясет меня за плечи, и глаза у него встревоженные.

– Кэт! Это всего лишь кошмар!

Я киваю, как бы понимая то, что он говорит, но перед глазами у меня все еще стоит отец, расстегивающий рубашку и засовывающий пальцы в рану на груди. Потом…

– Кэт!

Я моргаю, с трудом прихожу в себя, возвращаюсь к реальности и хватаю Майкла за руки. На нем футболка с надписью «Университет Северной Каролины» и клетчатые пижамные брюки.

– Я в порядке. Ты прав… это всего лишь кошмар.

Он с облегчением кивает, выпрямляется и смотрит на меня. Верхний свет ярко горит у него над головой, но за окном спальни темно.

– Хочешь поговорить об этом?

Я закрываю глаза.

– Кошмар тот же самый, что снился тебе раньше?

– Да. Грузовичок, остров… мой дед. Только на этот раз мы перевалили через вершину.

– И что ты увидела?

Я качаю головой.

– Чистой воды сумасшествие. Я громко кричала?

Он улыбается.

– Ты кричала, но я не спал. Я думал обо всем, что ты рассказала.

– В самом деле?

– Мне пришла в голову парочка идей, если тебе интересно.

Я сажусь на постели и опираюсь спиной об изголовье кровати.

– Они касаются убийств в Новом Орлеане или моего положения?

– Твоего положения. Мне ровным счетом ничего неизвестно об убийствах.

– Не чувствуй себя из-за этого обделенным. О них никто ничего не знает.

– Кое-что из того, что ты сказала, засело у меня в голове. Твои слова, что отец не был кормильцем в вашей семье. Я считал, что его скульптуры принесли вам кучу денег. Но если это не так, тогда главным добытчиком был твой дед.

– Совершенно верно.

– А из того, что ты рассказала о своем отце, я заключаю, что он не был властной натурой. Он не был даже сильной личностью. Он не пытался контролировать людей и управлять ими. Я прав?

– Да. Папе нужно было лишь собственное свободное пространство, свое место. Он практически не общался ни с кем, кроме меня. Ну и, разумеется, Луизы, женщины на острове.

– Я не очень хорошо знаю доктора Киркланда, но назвал бы его помешанным на контроле и управлении.

– О да. Он ведет себя как феодал.

Майкл задумчиво кивает.

– В общем, вот что мне кажется. Ты выросла с одной версией смерти отца. Эту версию тебе изложил дед. Это та же версия, которую он преподнес полиции в восемьдесят первом году. И вот сейчас, двадцать три года спустя, ты находишь следы старой крови в своей детской спальне. Ты решаешь разобраться с ними и не делаешь из этого тайны. Что же происходит? Твой дед моментально начинает вносить коррективы в историю, с которой ты выросла, свою изначальную историю. По его собственному признанию, он рассказал новую версию – предположительно истинную правду, – чтобы удержать тебя от дальнейшего расследования. В результате ты прекращаешь осмотр спальни. Но не прекращаешь интересоваться событиями той ночи. И когда ты решаешь пригласить профессионалов для осмотра спальни на предмет обнаружения новых улик, доктор Киркланд снова корректирует свою историю, и на этот раз правда столь ужасна и шокирующа, что никто – включая тебя – не хочет, чтобы она стала известна кому-либо помимо членов семьи. Согласно этой версии он берет на себя ответственность за убийство твоего отца. Но он делает и еще кое-что, Кэт. Он возлагает вину за твое растление на отца.

Голова у меня идет кругом. Одновременно возникает непреодолимое желание выпить.

– Продолжай.

– Ты действительно хочешь этого? Думаю, ты уже догадалась, к чему я клоню.

– Выкладывай, Майкл. И побыстрее.

– Единственным доказательством того, что отец насиловал тебя, являются слова деда. Если отбросить их, то какие еще свидетельства остаются? Слухи и сплетни о внебрачной любовной жизни твоего отца. Да возможная жестокость, проявленная во Вьетнаме.

Я с трудом проглатываю комок в горле и жду, чтобы Майкл продолжал.

– У тебя и в самом деле долгая история психологических симптомов и поведения, согласующихся с реакцией пациентов, пострадавших в прошлом от сексуальных домогательств и растления. Но у тебя нет прямых доказательств, кто растлевал тебя. Поэтому… я всего лишь задаю вопрос, Кэт. Почему ты веришь, что последняя версия «истинной правды» в изложении твоего деда более верна, нежели его предыдущие россказни?

– Потому что я чувствую, что это правда, – негромко отвечаю я. – Хотела бы, чтобы это было не так. К сожалению, это правда. У меня такое ощущение, как будто я все вижу собственными глазами. Двое мужчин дерутся над моей кроватью в темноте. Боюсь, что я видела это на самом деле.

– Может быть, дед действительно убил твоего отца, как он и говорит. Вот только по совсем иной причине, чем та, которую он назвал тебе. Почему ты безоговорочно принимаешь на веру то, что дед застал Люка в тот момент, когда он насиловал тебя? С таким же успехом все могло быть наоборот. Может быть, в роли насильника выступал как раз твой дед.

В горле у меня застрял горячий комок, который не дает вырваться наружу ни единому слову.

– Но…

– Я всего лишь стараюсь мыслить логически, – заявляет Майкл. – Ты замешана во всем, и тебе трудно рассуждать, не испытывая чувств и эмоций. Впрочем, не думаю, что кто-нибудь другой на твоем месте оказался бы способен на это.

– Я признаю это, о'кей? Я не хочу верить в то, что отец растлевал меня. Я отчаянно стараюсь обрести надежду, что он не делал этого. Но сама мысль о том, что это делал дедушка, кажется мне невероятной. Для этого городка он образец морали и нравственности. Знаменит тем, что хранил верность своей супруге.