«Сатурн» почти не виден

Оглавление

Беспалов посмотрел на часы.

— Поезд уйдет через тридцать минут. Мне пора. После отхода поезда ждите двадцать минут: если я не приду, значит, все в порядке — я поехал с ним в Москву. Тотчас радируйте об этом в центр…

На вокзале, погруженном в полную темноту, царило то нервное оживление, которое было свойственно прифронтовым станциям. В основном здесь были люди военные, но попадались среди них и штатские. Непрерывно хлопала дверь, ведущая в комнату военного коменданта. Только там и горел свет. Когда дверь открывалась, свет на секунду освещал тесный зал ожидания. Здесь десятка два солдат спали рядком, прямо на полу. То и дело кто-нибудь спотыкался в темноте об их ноги, и тогда сонный голос кричал: «Полегче там!»

— Рядовой Юркин! Рядовой Юркин! — назойливо звал мальчишеский, но явно командирский голос.

Слышно было, как кто-то распекал дежурного по станции.

— Если ты дежурный, то обязан по движению все знать. Где наш вагон?

— Ищите на путях, — отвечал усталый голос. — Мне ваши вагоны не нужны.

На втором пути растянулся смешанный товаро-пассажирский состав, который должен был идти в Москву. Вдоль поезда редкой цепочкой стояли солдаты. Посадка еще не была разрешена, и те, кто собирался ехать, толпились на перроне, не выказывая, впрочем, никакого нетерпения: все понимали, что отход поезда зависит от многих причин, неподвластных железнодорожникам, и предъявлять им претензии просто глупо.

Беспалов разыскал на перроне Гуреева и теперь не выпускал его из виду. Далекий бледный луч прожектора безостановочно, как гигантский маятник, медленно качался в черном небе. Все посматривали на него не без опаски: не дальше как третьего дня на станцию был совершен ночной налет, и бомбы угодили в стоявший на перроне эшелон. Черные обломки вагонов лежали рядом с путями, напоминая об этом событии.

Но вот к поезду вышла группа военных из контрольно-пропускного пункта. Вместе с солдатами они стали у входа в четыре пассажирских вагона. Началась посадка.

Гуреев подошел к поезду не сразу. Некоторое время он издали наблюдал за посадкой, потом решительно направился к последнему вагону. Беспалов быстро прошел по перрону и потом, чуть опережая Гуреева, к последнему вагону. Он оказался впереди Гуреева и предъявил патрулю свои документы.

Капитан с красной повязкой на рукаве взял бумаги Беспалова и осветил их спрятанным в рукав фонариком.

— Инженер Рокотов?

— Да. Из научно-исследовательского института.

— Егор Дмитриевич?

— Да, да, Я приезжал сюда на освоение нового оружия.

— А где отметка о прибытии в прифронтовую зону?

— На обороте.

Капитан перевернул бумажку и долго исследовал штамп отметки.

— А чья тут подпись?

— Да откуда я знаю? — раздраженно ответил Беспалов. — Мне он не представлялся, поставил штамп и до свидания.

— Первый раз вижу эту подпись. Погодите-ка, я сперва пропущу фронтовиков, а потом разберусь с вами, отойдите в сторонку. Следующий.

Гуреев предъявил свои документы. Капитан бегло их просмотрел и, возвращая, сказал:

— Не забудьте отметиться в московской комендатуре.

— Есть отметиться, — отозвался Гуреев и легко вскочил на подножку вагона.

Пропустив еще человек пять, капитан вернулся к Беспалову.

— Значит, не знаете, кто подписал отметку?

— Не знаю.

— Ну ладно, проходите.

— Спасибо, капитан, — тихо сказал ему Беспалов и вошел в вагон.

Глава 27

Затемненный фонарик со свечой над дверью вагона освещал только передние места, а дальше было черным-черно. Беспалов зажег спичку и сразу увидел Гуреева. Он стоял у третьего окна. Пройдя туда, Беспалов сел на боковое место. На противоположном боковом месте уже лежал вещевой мешок Гуреева. Беспалов поднял воротник пальто, надвинул шляпу на нос и засунул руки в рукава. Человек явно собирался спать. Протягивая ноги, он задел Гуреева.

— Извините, пожалуйста, — буркнул Беспалов.

— Ничего, — ответил Гуреев и тоже сел. — Я вижу, патруль все же смилостивился над вами.

— Да, — вздохнул Беспалов, чуть приподняв шляпу. — С одной стороны, я их понимаю, но с другой — зло берет. Будто я ради каких-то своих личных дел сюда езжу.

— Для него одно то, что вы не в военной форме, уже подозрительно, — засмеялся Гуреев.

— Я, конечно, личность сугубо штатская, но он же видит документ. Командирован сюда по просьбе самого командования. Что ему мало этого?

Гуреев ничего не сказал.

Беспалов снова надвинул шляпу на лицо, давая понять, что разговор окончен, он будет спать. Но он видел всю нижнюю часть тела Гуреева, видел его сложенные на животе руки, видел его ноги. Очень интересно было наблюдать за руками, которые ни минуты не оставались без движения. Гуреев, конечно, и не думал спать. Он явно нервничал.

Беспалов судорожно, как это делают в неудобстве спящие люди, передвинул ноги, прижал их к ногам Гуреева. Тот осторожно отодвинул свои ноги в сторону. Беспалов начал похрапывать.

Рассвет наступил, когда до Москвы оставалось часа два пути. Беспалов охая стал поворачиваться на бок, тело его поползло со скамейки, и он «проснулся».

— Ух ты, чуть не упал! — смущенно пробормотал он и, осмотревшись по сторонам, сказал: — С юных лет не спал в таких условиях. Ну что ж, как говорится, с добрым утром.

— Также и вас, — чуть улыбнулся Гуреев.

Становилось все светлее, и теперь Беспалов мог хорошо разглядеть своего соседа. У него было крупное плоское лицо, резко очерченные надбровные дуги, под которыми тускло поблескивали глаза неопределенного цвета: не то голубые, не то серые. От широких ноздрей к уголкам рта прорезаны глубокие складки, а подбородок, как у девушки, круглый, с чуть наметившейся ямочкой посредине. Беспалов подумал, что он должен быть злым, в злости упрямым, но что большой воли у него нет.