Решать тебе, дорогой!

Оглавление

Заметив Хейли и Макса, та шагнула навстречу.

— А вот и вы! Прошу, входите. Присоединяйтесь к остальным и чувствуйте себя как дома. Позже я провожу вас к нашей гуру.

Повернувшись, Шира первой направилась внутрь большого шатра. Хейли и Максу не осталось ничего иного, как последовать за ней.

Под навесом было людно, но в первую минуту Хейли обратила внимание даже не на это, а на сладковато-дурманящий аромат, в котором присутствовало нечто несомненно индийское. Поведя глазами, она обнаружила множество курящихся палочек благовоний, которые были прикреплены в основном на стенах, но вообще где только можно — даже на черных шелковых ширмах. Последних стояло вдоль стен немало, от них пестрело в глазах, так как все они были расписаны изображениями слонов, павлинов, мартышек, попугаев и прочих животных. В центре шатра сидели на циновках женщины — надо полагать, жены и подруги гостящих в ашраме миллионеров — и низали гирлянды живых цветов. Готовые развешивали на тех же ширмах, стенах и поддерживающих навес столбах.

— Минутку, — привычно улыбнулась Шира Хейли и Максу, после чего направилась к сидящим в центре женщинам и что-то сказала.

От группы сразу же отделились две миловидные девушки в туниках. Двинувшись прямиком к Хейли и Максу — с такими сияющими улыбками, будто увидели дорогих гостей, — они надели каждому на шею по гирлянде живых цветов.

— Добро пожаловать в ашрам! Желаем вам естественности и да пребудет с вами гармония!

— Гармония с Вселенной! — подхватила подоспевшая Шира.

Девушки сразу же затянули нараспев:

Ты войди в меня, Вселенная,
Я войду в тебя, Вселенная,
Вместе мы одна Вселенная,
Раз и навсегда, Вселенная…

По-видимому, это был хорошо знакомый присутствующим ритуал, потому что все тут же принялись хором повторять мантру. Тамтамы умолкли, но взамен зазвучал ситар.

Переглянувшись, Макс и Хейли стали подтягивать всеобщему речитативу, что было воспринято очень благосклонно. Девушки в туниках даже пустились вокруг них в пляс, позвякивая надетыми на запястья и щиколотки серебряными браслетами.

Все вокруг улыбались, излучали дружелюбие, многие просто сияли. Хейли показалось, что они с Максом угодили на какой-то нескончаемый праздник — в самый разгар.

Надо попытаться сфотографировать все это, спохватилась Хейли.

Незаметно кивнув Максу, она стала выбираться из образовавшейся вокруг них толпы. Остановилась у стены, возле ширмы с изображением слона. Через минуту к ней присоединился Макс.

Хейли посмотрела на него, и сердце ее сладко сжалось. Как он красив сегодня! Глаза зорко поблескивают, короткая стрижка придает мужественности, а благоухающая гирлянда из живых цветов служит этому странным, но чрезвычайно волнующим контрастом.

Чувствуя, что у нее пересохло во рту, и не желая показывать своего состояния, Хейли вынула из сумочки зеркальце и тюбик губной помады.

Самое интересное, что губная помада в этом устройстве действительно была, только в небольшом количестве. Поэтому ее следовало использовать экономно.

Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что на них с Максом в настоящий момент мало кто обращает внимание, все заняты танцами и распевным чтением мантр. Пользуясь этим обстоятельством, Хейли сделала несколько снимков. Пряча губную помаду в сумочку, едва заметно подмигнула Максу.

— Поздравь меня с почином.

Тот кивнул.

Казалось, атмосфера под навесом большого шатра постепенно подогревается. Улыбки становились все ярче, голоса громче, танцы, поначалу плавные, постепенно приобретали ритмичность.

Но еще не появилось главное лицо всей затеи — Мелинда Мейвелл. Она медлила. Возможно, выдерживала паузу, как хороший актер. Или, если угодно, сценарист.

— Задерживается, — едва слышно произнес Макс, поймав очередной вопросительный взгляд Хейли. И усмехнулся.

Наконец величайшая гуру всех времен и народов — как иронично именовала ее про себя Хейли — показала себя подданным. Точнее, адептам ее диковинного учения.

О появлении Мелинды возвестил прокатившийся среди присутствующих шумок. Хейли сначала не поняла, в чем дело, но потом заметила, куда все, включая Макса, смотрят, и последовала их примеру.

Первой, кого она увидела в другом конце большого шатра, оказалась… Лавенна Лави. Вероятно, она была правой рукой Мелинды Мейвелл.

Ассистентка дантиста, подумала Хейли и усмехнулась.

Действительно, если Мелинда прежде подвизалась в роли зубного врача, то резонно допустить, что и Лавенна Лави — или как там ее зовут по-настоящему — была кем-то вроде помощницы…

Лавенна Лави отступила в сторонку, придерживая тяжелый парчовый полог, и собравшимся наконец явилась гуру.

Мелинда Мейвелл ступала царственно, с неопределенной улыбкой на полных, чувственных губах и с благостным выражением в голубых бездонных глазах.

Хейли сразу узнала Мелинду, потому что та была очень похожа на собственное, напечатанное на плакатах изображение — на тех самых плакатах, которыми были увешаны стены представительства ашрама «Цветок любви» в Сан-Франциско.

Сходство усиливало также то обстоятельство, что, как и на плакатном изображении, Мелинду с головы до ног окутывал шифон цвета морской волны — по-видимому, это был ее любимый оттенок.

Когда Мелинда подошла к креслу с резной спинкой и подлокотниками — наверняка сандалового дерева, — Лавенна Лави подняла ладонь, призывая ликующую толпу к спокойствию. В почти мгновенно воцарившейся тишине Мелинда произнесла: