Кот, который разговаривал с привидениями

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая

Крепко держа Коко и фонарь, Квиллер поспешил в квартиру и сделал три телефонных звонка: первый – ночному дежурному в редакцию «Всякой всячины», потом – в управление шерифу и, наконец, – президенту Исторического общества.

ДЕВЯТНАДЦАТЬ

В утреннем выпуске новостей прозвучало следующее сообщение: «Полиция нескольких северных округов ведёт розыск человека, подозреваемого в убийстве Брента Уоффла. Розыск объявлен в связи с появлением неоспоримых улик и исчезновением предполагаемого убийцы. По заявлению шерифа округа, имя подозреваемого не будет разглашаться вплоть до его ареста и предъявления обвинения».

Дальше шли короткие сообщения об аварии в центре Кеннебека, где столкнулись три машины, и об обсуждении в городском совете Пикакса времени окончания вечерних зрелищ, устраиваемых по случаю празднования Хэллоуина. Закончился выпуск следующим сообщением: «Вчера вечером на территории, принадлежащей музею "Ферма Гудвинтера", серьёзно пострадал двухлетний ребёнок. Люк в полу амбара был оставлен открытым, и девочка упала на каменный пол в конюшню, расположенную в нижнем этаже».

Как только в эфире прогремела эта страшная новость, у Квиллера стали раздаваться звонки от всех местных раздувателей слухов. Первым был мистер О'Делл, убеленный сединами дворник, который убирал в пикакской квартире Квиллера.

– Я тут, значит, окна думаю помыть, если вы скоро обратно в город соберетесь, – сообщил он.

– Сейчас у меня нет таких планов, – сказал Квиллер. – Я обещал оставаться здесь, пока не найдут нового смотрителя.

– Нехорошо это всё – это я, значит, насчёт того, что у вас там происходит, – сказал мистер О'Делл. – Сперва миссис Кобб, славная женщина, упокой Господи её душу! И не успела ещё она остыть в могиле, как разбилась малютка, невинная, как агнец Божий. Просто как будто чёрная туча нависла над фермой Гудвинтера. И я вам вот какой хочу совет дать, может, захотите прислушаться. Не будет добра, ежели вам вздумается там оставаться. Этот дьявол ещё лет восемьдесят – девяносто может всякие пакости делать, так я считаю.

– Большое спасибо за совет, мистер О'Делл, – сказал Квиллер. – Я над ним как следует подумаю.

– А окна мне мыть?

– Да, мойте. – Дьявол там или не дьявол, Квиллер не спешил возвращаться в Пикакс, но он знал, что мистеру О'Деллу станет спокойнее, если окна будут чистыми.

У Арчи Райкера были другие заботы.

– Может, переедешь обратно в город, хватит играть в детектива? – сказал ему издатель. – Читатели жалуются. Ожидают на днях увидеть твою колонку.

– Да всё что-то мешает, за последние две недели – постоянно какие-то неотложные проблемы, какие-то помехи, – ответил Квиллер. – Я уже совсем собрался написать статью о козах, когда отравили стадо, и тогда уже историю опубликовали на первой полосе. Я решил написать о старинных печатных станках, но так называемый эксперт уехал из города и кончит тюрьмой.

– Отговорки, отговорки! Найди какого-нибудь старожила и выуди у него к понедельнику какие-нибудь воспоминания, – предложил Райкер. – Напиши хоть что-то, лишь бы написать, а потом найдёшь материал поинтереснее.

Воспользовавшись предложением издателя и советом Митча Огилви, Квиллер позвонил в дом престарелых города Пикакса и попросил разрешения взять интервью у Адама Динглбери. Дежурная сестра порекомендовала прийти утром, не очень рано, но и не очень поздно, потому что после ланча этот пожилой джентльмен всегда начинает дремать, и ограничила время беседы тридцатью минутами, как предписано доктором для почти столетнего старца.

Приехав в дом престарелых, Квиллер увидел, что вестибюль пестрит «канарейками» – добровольными помощниками в желтых блузах со значками «Мы заботимся о вас». Они суетились, встречали посетителей, везли питомцев в инвалидных креслах, подтыкали одеяла на коленях, поправляли шали, приветливо улыбались и всем своим видом показывали, что они действительно заботятся обо всех своих питомцах, будь то состоятельный Адам Динглбери или нищие, находящиеся на попечении округа. Даже представить себе было нельзя, что в этом светлом современном здании некогда была ферма для бедняков, существовавшая на дотации округа.

Одна из «канареек» проводила Квиллера в библиотеку, тихое место, где в распоряжении обитателей дома были книги с крупным шрифтом и удобные лампы. Он и раньше приходил сюда брать интервью и ни разу не видел, чтобы кто-нибудь читал. Старики, которые не были прикованы к постели, сидели в холле и смотрели телевизор.

– Он не очень хорошо слышит, – сказала «канарейка», которая привезла в кресле престарелого владельца похоронного бюро, сморщенного маленького старичка, бывшего некогда самым высоким в школе и, по словам Гомера Тиббита, наводившего там шороху.

Девушка села в стороне от них, у дверей, и Квиллер громким чётким голосом произнёс:

– Мы никогда не встречались, мистер Динглбери, но я видел вас на встречах «Старой гвардии», и Гомер Тиббит говорил мне, что учился с вами в школе.

– Гомер? В школе он учился на несколько лет позже. Он ведь моложе меня. Ему всего девяносто четыре. А мне уже девяносто восемь. А вам сколько лет? – У него был такой же тонкий голос, как и у Гомера, и примерно на каждом десятом слове он срывался на фальцет.

– Мне неловко и говорить, – отвечал Квиллер, – всего только пятьдесят.

– Пятьдесят? Вам надо всюду ходить своими ногами. Когда вам будет столько, сколько мне, вас везде будут катать на коляске.

– Я стану с нетерпением ожидать этого момента.

У Адама Динглбери было сморщенное лицо, изрезанное глубокими морщинами, но острые птичьи глаза сверкали так же ясно, как и его мысль.

• Предыдущая
• 63/71
• Следующая