Прощание Зельба

• Предыдущая
• 38/57
• Следующая

На Сардинии я влюбился в Бригиту. Звучит глупо, я знаю. Мы вместе уже много лет, и что же меня с ней связывало, если не любовь! Но только на Сардинии у меня открылись глаза. Как хороша Бригита, когда она свободна от забот и хлопот! Какая у нее походка — легкая и в то же время энергичная! Какая она чудесная мать, как верит в Ману, хоть и боится за него! А какая она остроумная! Как мило подшучивает надо мной! С какой любовью относится ко мне, к моим чудачествам и привычкам! Как массирует мне больную спину! Сколько света и радости вносит она в мою жизнь!..

Я попытался вспомнить, какие ее желания я когда-то не исполнил, чтобы исполнить их теперь. Сказать нежные слова без особого повода, подарить цветы, почитать вслух, придумать что-нибудь интересное, чего мы еще не делали, принести вдруг бутылку вина, которое ей понравилось в ресторане, или сумку, на которую она обратила внимание, увидев в витрине, — все это такие мелочи, и мне стало стыдно, что я столько лет на них скупился.

Дни пролетали незаметно. Я взял с собой из дома несколько книг, но ни одной не дочитал до конца. Лежа в шезлонге, я с большим удовольствием смотрел, как читает Бригита, вместо того чтобы читать самому. Или смотрел, как она спит или просыпается. Иногда она не сразу понимала, где находится. Увидев голубое небо, голубое море, сперва смотрела растерянно, потом вспоминала и улыбалась мне, заспанная и счастливая.

Я счастливо улыбался ей в ответ. Но в то же время мне было грустно. Снова я оказался слишком медлительным, мне потребовались годы, когда должно было хватить недель или месяцев. А поскольку мысль о том, что я слишком медлительный, обычно приходит ко мне в тех случаях, когда из-за своей медлительности я что-то упускаю и теряю навсегда, то и в этот раз у меня было чувство, что для нашего счастья теперь уже слишком поздно.

2
Евангелие от Матфея, 25, 14–30

Вернувшийся после каникул загорелый Ману осчастливил Бригиту словами: «Как хорошо дома». Меня он ошарашил сообщением, что завтра утром хочет пойти в церковь. А то на каникулах, как и раньше в Бразилии, отец ходил с ним на мессу. А здесь мама еще ни разу не водила его в церковь.

Так что в воскресенье я пошел с ним в церковь. Солнце светило, у водонапорной башни цвели нарциссы и тюльпаны, прекрасные, словно шелка Соломона, а с церковного купола нас приветствовал трубящий золотой ангел. Проповедь священника на тему притчи о нерадивом рабе, который закопал свой талант серебра, вместо того чтобы приумножить хозяйское добро, и таким образом лишился доверия своего господина, задели меня за живое. Как поступить с деньгами, которые я закопал под конторской пальмой? Положить в церковный мешок для подаяний? Я ведь совсем про них забыл!

Ману тоже внимательно слушал проповедь. За обедом мы узнали, что у его друга есть брат чуть старше его, который покупает и продает через Интернет акции, приумножая таким образом свой капитал. Из этого обстоятельства и из Евангелия от Матфея Ману сделал вывод, что мать или отец должны купить ему компьютер и подключить его к Интернету. Потом он посмотрел на меня: «А может быть, ты это сделаешь?»

Во второй половине дня мы поехали в Шветцинген в Шлосс-парк — в деле негласного компаньона он сыграл не последнюю роль! Мы прошли по обновленной каштановой аллее, которая благодаря молоденьким деревцам выглядела такой юной, мимо оранжереи к римскому акведуку, перешли через Китайский мостик и прогулялись затем вдоль озера к храму Меркурия. Бригита показала нам, где ее родители прятали пасхальные яйца для нее, ее братьев и сестер. У мечети Ману прочитал суру из Корана «Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает», выученную в школе, когда они проходили ислам. Потом мы сели на солнечной стороне площади, пили кофе и ели пирожные. Я узнал официантку, а она меня нет. Я смотрел на здание банкирского дома «Веллер и Велькер».

Площадь заполнила гудящая толпа туристов и местных жителей. Через толпу медленно и терпеливо прокладывала себе дорогу машина, темный «сааб». Она остановилась у банка, ворота открылись и впустили ее под арку.

Вот и все. Машина останавливается у ворот, ворота открываются, замирают на несколько секунд, машина въезжает, и ворота снова закрываются. Эта картина сильно отличалась от той, которую я наблюдал в тот вечер, когда впервые увидел банк. Тогда площадь была пуста — сегодня она бурлит, тогда невозможно было не заметить въезжающие и выезжающие машины — сегодня темный «сааб» затерялся в уличной суете.

Но меня как будто током ударило. Человек вставляет ключ в зажигание, включает радио, опускает руки на металлические перила, выйдя на балкон в пижаме и халате, чтобы посмотреть на небо или узнать, какая нынче погода. И его ударяет током. Ему почти не больно. Нас поражает не боль, а внезапное осознание того, что автомобиль, радио или перила — вообще все, что хорошо нам знакомо и чему мы безоговорочно доверяем, может обернуться какой-то неожиданной, враждебной стороной. Что эти вещи не всегда так надежны, как мы привыкли. Подъехавшая машина, открывшиеся и закрывшиеся ворота — как и в прошлый раз, у меня появилось ощущение, что в разыгравшейся у меня перед глазами сценке что-то было не так.

Клиент в воскресенье? Конечно, исключать этот вариант нельзя, особенно если банк маленький, а клиент важный. Но какое еще дело не терпит отлагательства ни в воскресенье, ни в праздники, кроме отмывания денег?

Полчаса спустя ворота открылись, выпуская темный «сааб», и закрылись снова. Я стоял поблизости. На автомобиле франкфуртские номера. Тонированные стекла. К багажнику не прилипло ни одной пятидесятимарковой купюры, которую обронили, вынимая груз.

• Предыдущая
• 38/57
• Следующая