Слушая тишину

Оглавление

Мы усыпили Джона и увезли его ко мне домой. Алекс остался с ним, а я занялся подготовкой поджога. Когда все уже горело, мне позвонил Алекс и в панике сообщил, что Джон спрятал дискету со всеми данными и формулами в сейфе банка в Сиэтле, сгенерировав шифр при помощи ваших с мамой голосов и генетических проб — иначе говоря, образцов крови. Я был в бешенстве — ведь вы с Лореной на моих глазах догорали в доме!

Мы решили держать Джона взаперти и добиться от него, чтобы он сказал нам формулу. Через месяц я случайно узнал, что ты жива и лежишь в реанимации. Это был шанс! Я занялся оформлением опеки. Довольно скоро выяснилось, что слух ты потеряла, но голосовые связки целы. Ты молчала, но доктора сказали, что это обратимо.

Твой папа был очень мужественный человек, Сэнди. Мы два года пытались выбить из него формулу — уговорами, угрозами, разными другими методами… Он молчал. Потом стало понятно, что он уже практически безумен и сильно истощен. Мы испытали на нем последнюю новинку центра — он ведь тогда уже был построен, как раз на месте вашего сгоревшего дома. Джон не выдержал действия наркотика и умер. В тот вечер был шторм, мы с Алексом понадеялись, что тело унесет в океан — а дальше дело завершили бы рыбы и чайки. К сожалению, ошиблись.

Теперь у нас оставалась одна надежда — это ты. Психологи, работавшие с тобой, утверждали, что как только ты начнешь слышать, речь к тебе вернется. Я не жалел денег, ты сама это знаешь. Все врачи мира были к твоим услугам. Но ты молчала, маленькая упрямица.

Между тем в центре время от времени случались маленькие неприятности. Один парнишка выяснил, что наш болван Алекс — извини, дорогой, но это правда — сделал себе имя, просто переписав работы твоего папы. Он имел наглость угрожать разоблачением — пришлось его ликвидировать. Разумеется, ошибок с океаном мы больше не допускали. Известь и кислота вернее, знаешь ли… никаких следов!

Одна девица вздумала трещать о мире во всем мире и недопустимости превращения научных открытий в военные разработки. Пришлось утихомирить и ее. И, наконец, полгода назад не в меру любознательная Лючия Ричи, на которую мы с Алексом возлагали большие надежды, выкинула фортель. Она поставила в моем кабинете прослушку. Признаюсь, она ранила меня в самое сердце. На носу были клинические испытания первой партии нашего нового препарата… конечно, ему было далеко до изобретенного твоим отцом, но и он был способен разом утроить наше состояние. И тут эта чокнутая баба сообщила мне, что запись наших разговоров на диске находится в надежном месте, и если мы немедленно не свернем исследования… «Почему?»

— Потому, видишь ли, что несколько старых пердунов из дома престарелых откинули копыта во время… неофициальных клинических испытаний. Мы провели их здесь, в центре. Все шло нормально — но потом они дружно померли. Доктор Ричи потребовала — потребовала! — запретить испытания. Диск находился неизвестно где, так что мы не могли сразу от нее избавиться. К тому же она стала очень осторожной. Алексу удалось подобраться к ней со шприцом как раз в тот вечер, когда ты, милая, обрела слух…

«Дик, ты чудовище».

— Вовсе нет. Просто, когда все это рассказываешь по порядку, получается не слишком красиво. Так вот, я уже заканчиваю. Слух к тебе вернулся, оставалось ждать восстановления речи. Если бы ты не сглупила и не отправилась в полицию, к этому дуболому Каллахану, все было бы хорошо. Мы с тобой поехали бы в Сиэтл, открыли бы сейф — и человечество получило бы новое эффективное лекарство.

«Новое страшное оружие».

— Каждая палка о двух концах. Зато это был бы совершенный препарат. Он бы мог лечить людей… да и в качестве оружия не уничтожал бы их, а лишь корректировал поведение. А главное — мы втроем огребли бы такие денежки…

«И тогда ты от меня избавился бы. Ведь ты — мой наследник».

— Я жаден, но не патологически. Думаю, мне вполне хватило бы полученных денег. Но ты все испортила.

«Я хотела ее спасти».

— Бедная девочка. Сплошные иллюзии. Чего ты добилась? Только того, что теперь вы обе — и Лючия, и ты — оказались в весьма стесненных обстоятельствах. У меня сердце разрывается при мысли о том, что я буду вынужден сделать, если ты откажешься сотрудничать. Сэнди, подумай. Мы ведь неплохо провели эти двадцать лет. Я старался дать тебе семью. Ты выросла с моими парнями… Все, что от тебя требуется, — это сказать несколько фраз своим чудесным, звонким голоском. Голубчик Алекс запишет их на диск, мы возьмем у тебя пару капель крови — и полетим в Сиэтл. А ты нас дождешься.

«Ты мерзавец и убийца».

— Так нехорошо говорить. Убийцей меня может признать только суд — но какой суд поверит двум безумным наркоманкам? Записывающих устройств здесь нет.

«А если я откажусь говорить?»

— Мне жаль, но это отразится на твоем здоровье, милая. И на внешности тоже. Да, и тебе будет больно. Очень больно.

«Не боишься, что я умру от болевого шока?»

— Это мысль. Спасибо, что подсказала. Сэнди, ты хорошая, добрая девочка. Представь, что будет, если сюда приведут Лючию и на твоих глазах начнут вытворять с ней разные… нехорошие вещи? «Ты чудовище».

Ричард Гейдж сокрушенно покачал головой. В этот момент лампа под потолком на мгновение мигнула — и свет тут же снова залил комнату.

14

Дон обошел остров по широкой дуге и высадился в северной бухте. Выволок на берег лодку, присел над сумкой, расстегнул ее…

И тут же резко развернулся, расслышав тихое жужжание еще одной моторки.

Через минуту на берег лихо вылетела совсем уж несуразная на вид лодчонка, вся резиновая и круглая, а из лодчонки на гальку выпрыгнули два человека одинаково могучего телосложения, но совершенно непохожие друг на друга.