Масть пиковая

• Предыдущая
• 113/143
• Следующая

В грязной неприбранной комнате на столе стояла пустая бутылка из-под портвейна, и старуха, видимо, жаждала опох­мелиться, и ничто другое, казалось, ее в жизни не интересова­ло. На вопросы, которые прокурор Камалов готовил долго и тщательно, отвечала односложно: «не знаю», «не помню», «дав­но это было». Камалов уже собирался уходить, проклиная себя за «мудрое» решение, как вдруг в комнату вбежал мальчишка, школьник с ранцем за плечами, видимо, он жил где-то непо­далеку.

– Сухроб, внучек, – кинулась вдруг старушка навстречу.

Судя по ее реакции, он давно уже здесь не был. Обняв вну­ка, помогла ему снять ранец и, проходя мимо стола, ловко уб­рала пустую бутылку, и вся она как-то сразу преобразилась, стала мягче, добрее, появился интерес к жизни.

Незваный гость молча, не попрощавшись, двинулся к двери, когда старуха вдруг сказала вдогонку – и он вынужден был остановиться.

– Я вот такое вспомнила, может, сгодится. Когда меня привезли в больницу, муж был еще живой и в памяти, только очень слабый, жизнь из него уходила на глазах. Он все время шептал, глядя на меня: «Сухроб, Сухроб…» Так зовут нашего внука, теперь он уже школьник. Дед очень любил его. Я поняла так, что он хочет увидеть его в последний раз, попрощаться. Дали машину, и его тотчас привезли, а он глядит мимо внука и все твердит себе: «Сухроб, Сухроб…» Мы подумали, что он уже бредит, а через полчаса бедняжка уже отмучился.

Прокурор машинально выслушал старушку, поблагодарил ее и с облегчением покинул комнату, где он явно был лишний. Всю дорогу от пригородного поселка Келес до Прокуратуры, а это путь немалый, он жалел о потерянном времени и испыты­вал какой-то внутренний дискомфорт от встречи с вдовой ми­лиционера, которого никогда не видел, испытывал личную ви­ну за их судьбу, за их бедность и неустроенность.

Поднимаясь к себе на четвертый этаж, как обычно без лифта, он вспомнил мальчишку, симпатичного, смышленого, и подумал, какое у него красивое имя – Сухроб, и с удовольст­вием повторил его несколько раз. И вдруг на пороге собствен­ной приемной его пронзила такая неожиданная мысль, что он, не замечая никого, буквально вбежал в кабинет и бросился к телефону.

Набрав номер полковника Джураева, расслабил узел гал­стука. Даже забыв поздороваться, он спросил прямо в лоб, не по-восточному:

– Эркин Джураевич, скажите, пожалуйста, не видели ли вы в тот день в Прокуратуре Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева, нынешнего заведующего Отделом административных органов ЦК?

Полковник Джураев, не понимая, почему прокурор взвол­нован из-за такого пустяка, ответил спокойно, не раздумывая:

– Да, я хорошо помню тот день. Он тогда был всего лишь одним из районных прокуроров Ташкента, кстати, самого не­благополучного. Он стоял у колонны на втором этаже бледный, расстроенный. Я подумал, что он чрезвычайно, подавлен оттого, что ранее знал Амирхана Даутовича, или оттого, что понял, какой рискованной работой занят, и что может ждать его в определенных обстоятельствах.

– Скажите, а он мог видеть, куда определили дипломат?

– Да, конечно. Я передал кейс открыто начальнику следст­венной части, а кабинет Алима Ходжаевича находится на вто­ром этаже, так что мимо Акрамходжаева пронесли, он долго стоял там у колонны, и хорошо помню его растерянное лицо.

– Это уже интересно… – закончил вдруг прокурор Камалов туманно, и разговор оборвался, потому что он буквально задыхался от волнения. Впервые он получил хотя бы косвен­ную улику на Сухроба Акрамходжаева, более того, интуиция, которой он часто доверял, подсказывала, что он напал на вер­ный след.

Часть V
Лицензия на отстрел

Душевный разлад Японца; налет на квартиру майора ОБХСС; сигарета для Беспалого; признания налетчика прокурору ре­спублики; арест Сенатора в древнем Самарканде; тюрьма с романтическим названием «Матросская тишина»; наручники для человека из Верховного суда; арест первого секретаря ЦК; собы­тия в Ферганской долине; Кувасай в огне; миллион за жизнь прокурора; смерть Арифа в собственной засаде; люди Сабира-бобо подливают бензин в огонь; автокатастрофа по заказу из тюрьмы; 1990 год – год Лошади

С Артуром Александровичем Шубариным в последнее время происходило что-то странное. Всегда собранный, воле­вой, постоянно заряженный на борьбу, он переживал какой-то непонятный внутренний кризис. Впрочем, внешне вряд ли ко­му это казалось заметным, кроме жены и Коста, с которым Шубарин после смерти Ашота сблизился, и не только потому, что тот стал его телохранителем.

Коста, не сумевший вписаться в нормальное общество, об­ладал своего рода поразительной щепетильностью в деньгах и делах, ему можно было поручать любые суммы, любые финан­совые тайны, он знал, что верность, принципиальность – его главный капитал, на том и держался. Вот почему после смерти Ашота Коста стал его доверенным человеком.

В связи с ростом кооперативных предприятий и легализа­цией индивидуальной трудовой деятельности центр интересов Шубарина из Лас-Вегаса переместился в Ташкент, и местная промышленность, державшаяся на его энтузиазме и хватке, там быстро захирела.

Даже система «айсберг», некогда разработанная им и дове­денная до совершенства его мозговым трестом – Христосом Яновичем Георгади и Анатолием Николаевичем Кимом, помнившим нэп не по книгам, дававшая, как казалось ее созда­телям, баснословные доходы, не шла ни в какое сравнение с теми, поистине фантастическими, сумасшедшими прибыля­ми, что открылись с кооперативными возможностями.

Коста обратил внимание на душевный разлад шефа, пото­му что тот день ото дня перепоручал ему такие дела, о которых он еще полгода назад и мечтать не мог. Теперь уже Коста мета­лся как белка в колесе, хотя шеф, конечно, не прохлаждался на кортах и в саунах, он просто-напросто на глазах терял интерес к делу. Правда, выручал хозяина компьютер, который он при­вез из Америки, умная машина держала в памяти всю вновь созданную структуру кооперативных, индивидуальных и арен­дных предприятий, и нажатием кнопки он получал любую ин­формацию. С такой техникой можно было позволить себе рас­слабиться время от времени.

• Предыдущая
• 113/143
• Следующая