Возвращение резидента

• Предыдущая
• 17/105
• Следующая

17

— Мы виделись накоротке. Но можно понять, что он при деньгах.

— Гейзельс всегда при деньгах, — небрежно заметил Брокман. — Мы выпьем или будем смотреть на бутылки?

— Что вы предпочитаете?

— Покрепче…

Михаил взял большую бутылку джина, посмотрел на Фернанду, который стоял, опершись рукой о спинку стула. Фернанду кивнул. Михаил налил в три стакана. Выпили.

— Не сильно? — спросил Михаил, показывая на раненую руку Брокмана.

— Достаточно для того, чтобы смыться отсюда, — сказал Брокман.

— Значит, в Европу?

— Завтра же. Имею право. — Брокман повертел перед глазами пустой стакан. — И страховку получим.

— Вы счастливчик.

— Желаю и вам того же.

— Спать хочется, — сказал Фернанду.

Михаил обернулся к Брокману.

— В таком случае, может, перебазируемся ко мне?

— Благодарю. Надо отдыхать. — Он посмотрел на часы, которые были у него на правой руке.

И Михаил вспомнил слова патологоанатома, выступавшего в качестве судебно-медицинского эксперта: «Если удар был нанесен не сзади, то бил левша».

Брокман встал. Михаил решил рискнуть, как при разговоре с вербовщиком в лиссабонском агентстве по распространению печати.

— Один вопрос, Карл…

— Да.

— Вам не знакомо имя Гюнтер Гофман?

Казалось, над ухом у Брокмана выстрелили из пистолета: он вздрогнул.

— Почему вас это интересует?

— Видите ли, я когда-то, во время войны, служил с ним. Хотелось бы разыскать. Полагаю, сейчас у него другое имя…

— Правильно полагаете.

— Вам ничего о нем не известно?

— Последнее его имя — Алоиз. А фамилией я не интересовался.

— А где он сейчас?

— Был в Америке. — Брокман повернулся к двери. — Пока.

— Пока.

ГЛАВА 7
Приобретения и потери

Леша, когда проявил свою первую в жизни самостоятельно отснятую фотопленку, был очень удивлен: она получилась такой хорошей, будто снимал матерый фотомастер. Скажем кстати, что эта первая пленка была лучше всех последующих на протяжении месяцев трех и только к концу лета Леша научился сознательно добиваться тех прекрасных результатов, которые в самом начале были получены по наитию.

Как было им обещано в присутствии его малолетнего покровительствуемого Витьки, Леша сделал стенгазету. Он дал ей название почти такое же, какое носил стенной орган печати центрального городского универмага, то есть «Культурное обслуживание». Опустив предлог «за», он словно поднялся на ступень выше: та газета только призывает к культурному обслуживанию, а здесь — пожалуйста, уже все готово.

В центре небольшого листа ватманской бумаги, под заголовком, была наклеена фотокарточка размером тринадцать на восемнадцать, изображавшая Светлану, Галю и Пьетро за ресторанным столиком. На заднем плане, чуть не в фокусе, из-за столика привстал плотный мужчина. (Леше показалось, что он как будто похож на человека, приказывавшего ему засветить пленку.) Под снимком Леша поместил подпись, над которой ему пришлось долго думать. Она гласила:

...

«Картинки из светской жизни».

По обеим сторонам фотокарточки были наклеены цветные вырезки из рекламных буклетов «Интуриста».

Леша полюбовался с горечью на свое произведение, вздохнул, сложил стенгазету вчетверо и засунул ее под тахту. Он счел замышленное предприятие с вывешиванием газеты недостойным и мальчишеским. Более того, он решил выказать великодушие: он сделал еще два отпечатка форматом девять на двенадцать, чтобы вручить их Светлане — пусть один возьмет себе, а другой пошлет этому черноволосому иностранцу.

Случай представился скоро. Светлана, как-то вечером, возвращаясь с работы, подозвала к себе Лешу, певшего под гитару в кругу ребят с их двора.

— Не отлегло? — спросила она как бы даже с сочувствием.

Это не понравилось Леше. Он сунул ей в руки гитару и сказал небрежной скороговоркой:

— Подожди минутку, я сейчас. — И побежал в свой подъезд.

Вернувшись, он отобрал у нее гитару и вручил фотографии.

— Вот, вышло прилично. Возьми на память.

Светлана сначала не поняла, что изображено на снимках, а когда поняла, то покачала головой.

— Значит, с фотоаппаратом шпионишь?

— Шпионил, — поправил ее Леша. — Больше не буду.

На это Светлана ничего не ответила. Положила карточки в сумочку и пошла домой. Даже спасибо не сказала.

С тех пор, встречаясь во дворе или на улице, они только здоровались. Леша иногда спрашивал себя, правильно ли он поступает. Светка ему все равно нравилась, как и раньше, а может, и еще больше. Ну, ходила в кафе с иностранцем. Иностранцы приезжают и уезжают. Тем более Светка же его сама первая подозвала для разговора. Но нет, не мог Леша простить ей, что-то горькое поднималось в душе, когда вспоминал он про кафе, и у него возникало непонятное чувство, словно Светка знает о тайнах взрослой жизни гораздо больше его, и от этого становилось еще горше и обиднее. И хотелось бы ему заговорить с нею, но ничего он не мог поделать со своей гордостью.

Вера Сергеевна сумела уловить, что в отношениях Светланы с Лешей произошли важные изменения. Она прямо спросила у дочери, что случилось. Но Светлана отделалась одной фразой: «Да ну его!» И кажется, ей в самом деле стало совершенно безразлично, есть на земле такой парень — Леша Дмитриев или его и не было никогда. Хотя Гале она признавалась, что ей жалко разбитой дружбы и как-то пусто от того, что Леша перестал забегать к ней на работу. Ему самому она этого не сказала бы никогда.

Подруги проводили лето по-разному. Светлана по графику отпусков должна была отдыхать в сентябре. Галя уехала вместе с матерью в Крым, в Алушту, где у старого друга их семьи, ныне отставного военного, был собственный дом.

3

• Предыдущая
• 17/105
• Следующая