На том краю радуги

Оглавление

— С чего это вы вспомнили Харди? — прищурившись, посмотрел он на домработницу. — И почему это я должен быть хуже или лучше этого безмозглого щеголя? Он у вас что — воплощение мужественности и красоты?

— Да что вы, мистер Гэсуэй. — Ронда Бифер подняла на него раскрасневшееся лицо. — Мне уже поздно о таком и думать. Просто мне показалось, вы хотите хорошо выглядеть перед мисс Бакстер, вот я и…

— Ладно, мисс Бифер… — Майк посмотрел на нее так, словно его взгляд должен был заставить ее залезть под диван, возле которого она так старательно подметала. — Я прощу вам это странное заблуждение насчет того, что я хочу поразить мисс Бакстер своим безупречным внешним видом — если, конечно, к моему виду вообще можно применить слово «безупречный». Но какого, спрашивается… нечистого вы задумали сделать из меня Питера Харди Второго?

— Да что вы так всполошились, мистер Гэсуэй? — сделав невинное лицо, поинтересовалась Ронда Бифер. — Лучше бы вы нашли, что наденете, да убрали со стола свою пепельницу и бутылку, которую спрятали, думая, что никто ее не заметит.

Перепалка могла бы затянуться надолго, если бы ее не прервал донесшийся из холла звонок. Мисс Бифер и Майк Гэсуэй переглянулись.

— Ну что вы на меня смотрите, будто я у вас овцу украла? — поинтересовалась у Майка домработница. — Приберите на столе, а я встречу гостью.

Майку оставалось только согласиться — продолжение спора с мисс Бифер грозило тем, что Симона станет снеговиком раньше, чем кто-нибудь в этом гостеприимном доме откроет ей дверь.

— Извините, что разбудила.

Глядя на разрумянившееся лицо Сим, Майк подумал, что сейчас она похожа вовсе не на библиотечного сурка, а на молоденькую студентку, забежавшую в университет, чтобы отдать старику-профессору работу, напечатанную на стареньком «ундервуде».

Интересно, похож я на старика-профессора? — хмыкнул про себя Майк. Господи, да ведь между нами всего-то девять лет разницы. Мне же еще не шестьдесят, а всего лишь тридцать два. Почему я чувствую себя рядом с ней старой развалиной?

— Вы извиняетесь, как школьница, — вслух заметил Майк. — Видно, это заразно…

— Что «это»? — звонко-морозным голосом поинтересовалась Сим.

— Извинятельство, — хмыкнул Майк.

— Просто пытаюсь быть вежливой. По-моему, в этом нет ничего смешного.

— Разумеется, ничего. В ваших словах нет ничего смешного. Только в том, как ваши слова сочетаются с вашим обликом…

— А что вам не нравится в моем облике? — поинтересовалась Сим, и Майк заметил в ее глазах тот сердитый блеск, который ему так нравился.

— Вы похожи на учительницу, а извиняетесь, как ученица.

— Вообще-то я не похожа на учительницу. Я и есть учительница, — сухо заметила Сим.

— Не знал, что вы и в Фейнстауне занялись преподаванием. — Майк понимал, что давно уже было пора остановиться, но ничего не получалось: если уж он вживался в роль «ядовитого человека», то играл ее с таким вдохновением и упоением, что ему мог бы позавидовать настоящий актер.

— Если можно назвать преподаванием попытку объяснить, что такое вежливость, человеку, имеющему об этом понятии весьма смутное представление, то да, я занялась преподаванием.

— Намекаете на то, что я хам? — с деланой обидой вскинулся на девушку Майк.

— Почему же «намекаю»? По-моему, я сказала об этом прямо.

— А я прямо сказал, что в своих длинных юбках, блузках с воротом до самого горла и доисторических жакетах вы выглядите, как учительница. Так чего же вы на меня обиделись?

На лице Симоны появилось растерянное выражение, какое Майк видел всякий раз, когда она не знала, что ответить.

— Присаживайтесь, Симона, — миролюбиво предложил он, решив, что на этом их вводную перепалку можно закончить. — Вы тоже извините: увы, у меня не самый простой характер.

Симона присела на краешек дивана, предусмотрительно убранного и застеленного мисс Бифер, и посмотрела на Майка каким-то странным взглядом. Майку показалось, что этот взгляд скользнул внутрь него, и ему стало не по себе.

— Почему вы на меня так смотрите?

— А мне кажется, что вы этим гордитесь.

— Чем «этим»?

— Вашим непростым характером. Скажу даже больше: вам нравится быть ядовитым, колючим, жестким и даже жестоким.

— Вот так да, а вы, оказывается, психолог-любитель, — стараясь не выглядеть задетым, заметил Майк. — Выходит, неспроста, Симона, вы штудировали Фромма.

— Не нужно штудировать Фромма, чтобы понять человека, который пытается защитить себя раньше, чем на него напали.

— Я вас недооценил, — натянуто улыбнулся Майк. — Ну хорошо, согласен — я вас боюсь, поэтому нападаю первым. Этот комплекс у меня с детства — начинаю паниковать от одного вида учительниц…

В серых глазах цвета пепельно-туманного неба снова вспыхнул знакомый Майку огонек.

— Я говорила не о том, что вы меня боитесь, Майк. Если хотите, можете отшучиваться. Что до моего учительского вида, то, думаю, носи я кричащее мини и откровенное декольте, вы едва ли вели бы себя иначе… разве что пялились бы мне в декольте, конечно.

— Ну это уж слишком для приличной девочки из хорошей семьи, Симона, — рассмеялся Майк, а она, впервые за то недолгое время, что он ее знал, густо покраснела.

Это было и смешно и трогательно. Симона Бакстер, умная и начитанная девушка, довольно неплохо разбиравшаяся в людях, была на самом деле такой наивной…

Майк попытался представить, каким должен быть мужчина, которого мисс Бакстер выберет в качестве объекта своей любви, но в голову совершенно ничего не приходило. Либо она влюбится… или уже влюбилась, как знать, в пустоголового красавца, которому какое-то время будут интересны ее гордость и недоступность, либо увлечется немолодым женатым интеллигентом, который будет рассказывать ей сказки о том, как он несчастлив в браке, и о том, что никто не понимает его тонкую ранимую душу, вечно борющуюся с ветряными мельницами всеобщего безразличия.