Доброе сердце

Оглавление

Покачав головой, она налила себе еще одну чашку кофе и стала намазывать булочку маслом.

Имению принадлежало лесное хозяйство, и, вероятно, что-то действительно необходимо сделать до наступления холодов. Поэтому, возможно, вечер будет больше располагать к беседе. А это означает, что весь день принадлежит ей.

И от этой мысли настроение молодой писательницы улучшилось.

4

Выходя из дома, Сьюзен еще не знала, куда направится, и, перейдя поле, стала спускаться к речке — просто решила немного обследовать окрестности, чтобы использовать это потом, когда начнет писать сценарий.

Солнце так сильно било в окна, что вместо теплой замшевой куртки, она надела легкую джинсовую, но, выйдя из дома, тут же об этом пожалела. Небо было темно-синего, обманчиво теплого цвета, поле золотилось под ярким солнцем, но холодный воздух обещал скорую зиму.

Шагая по выжженной траве, она плотнее запахнула куртку, подняла воротник и засунула руки в карманы. Если бы я сейчас находилась дома, в Калифорнии, думала она, то надела бы майку и шорты и шла бы босиком по песку.

Она пыталась сосредоточиться на этом, не думать о непривычной погоде и странной ситуации, которая сложилась, но мысли все время возвращались к безрадостной перспективе выслушать версию Шона Форрестера одной, без Дональда. И что там было слушать? Что он мог сказать? Только отрицать обвинения Джудит в том, что пытался соблазнить ее. И на что он надеялся, думая, что кто-то поверит ему больше, чем ей?

Единственным утешением в этой ситуации было то, что Шон начинал показывать свое истинное лицо. Жажда мести, прорывавшаяся вспышками ярости, нарушила облик притворной сердечности, и Сьюзен чувствовала, что ей проще общаться с тем ожесточенным, бессердечным человеком, которого описывала книга.

В «Заледеневшем сердце» события излагались прямолинейно и в черно-белом варианте: Алекс Меркленд представал несчастным человеком, Джудит убитой горем невинной жертвой, а Шон Форрестер — низким злодеем. Но теперь Сьюзен трудно стало воспринимать его в таких красках, потому что вел он себя, совсем не как злодей. Конечно, у Шона непростой характер, но если Алекс был ему действительно безразличен, то как тогда объяснить все эти фотографии на столе или ту ярость, с которой он бросился защищать своего друга, когда ему показалось, что Сьюзен оскорбила его?

Она поежилась под легкой курткой и пошла быстрее, как бы желая убежать от еще одной тайны этого дома.

После завтрака, она звонила местному шерифу в надежде взять короткое интервью у его помощника, который обнаружил мисс Рентой через две недели после крушения. Последние строки книги довольно туманно описывали Джудит, бредущую по колено в снегу и, когда она наконец увидела патрульную машину и поняла, что спасена, лишившуюся чувств. Но Сьюзен — да и зрители, она в этом не сомневалась — хотела бы узнать об этом побольше.

— Я не стану давать никаких интервью, — сказал помощник шерифа Лестер в ответ на ее просьбу. В его голосе звучала плохо скрытая враждебность, что заставило Сьюзен задуматься.

— Но ведь вы единственный человек, кто в конце концов нашел Джудит Рентой, не так ли? — спросила она.

— Я вовсе не «нашел» ее. Просто она шла по дороге, которую я регулярно патрулирую.

— Это я понимаю. А каковы ваши впечатления: как она выглядела и что сказала, что случилось после того, как вы нашли ее на дороге, потерявшую сознание…

— Я нашел ее на дороге и отвез в больницу. Это все, что я могу сообщить. Поговорите с доктором Каном. — И не говоря больше ни слова, он повесил трубку.

Крайне озадаченная таким приемом, Сьюзен позвонила в больницу, где ей сообщили, что доктор вернется в город через три дня, и предложили перезвонить.

Сьюзен подняла голову, прислушиваясь к реке, шумевшей в горах, но мысли были заняты другим. Необъяснимая неприязнь помощника шерифа почему-то беспокоила ее больше, чем следовало.

Она вздохнула и остановилась у самого берега, пытаясь разобраться в мыслях, теснившихся в голове.

Решительно сжав губы, она некоторое время сосредоточенно смотрела на самодельный мостик, соединяющий берега в самом узком месте реки, и потом перешла его, гулко простучав подошвами по доскам.

Лес, начинавшийся у дальнего края поля, взбирался по крутому склону холма и казался почти непроходимым. Возможно, там ей удастся испытать то леденящее душу ощущение, которое описывала Джудит в своей книге.

Сьюзен карабкалась на холм целых полчаса, продираясь через бурелом и обходя промоины, оставшиеся после долгих проливных дождей. Взобравшись на вершину, она почувствовала, что выдохлась. Холодный ветер перебирал влажные пряди ее светлых волос. Она перевела дух и оглядела окрестности.

Здесь, где старые клены сохраняли густую тень, подлесок был реже. С холма открывалась панорама окаймленной горами цветущей долины, река серебряной нитью прорезала желтое поле. Отсюда дом и пристройки выглядели миниатюрными, дым, поднимавшийся из труб, казался почти прозрачным. Пейзаж был идиллический и походил на открытку с видом осеннего Нью-Гэмпшира.

Сьюзен опустилась на сухой, покрытый мхом валежник и оглядела долину, наслаждаясь прекрасным пейзажем и уединением. И хотя эта картина была не такой умиротворяющей, как бескрайнее пространство Тихого океана за ее окном, не влюбиться в это место просто невозможно.

Задумчиво дотронувшись рукой до сухой ветки, она задела кусок коры, и он упал на землю рядом с чем-то блестящим. Сьюзен посмотрела внимательнее: раздвинув кучу красных опавших листьев, она увидела какой-то предмет, тускло блеснувший под ними. Очистив его от грязи и поднеся к глазам, она нахмурилась. Это была половина простенького сентиментального брелка, сделанного в виде сердечка, на обратной стороне которого затейливо выгравировано «С любовью от Алекса».