В лабиринтах тёмного мира. Том 2

Оглавление

Это и было концовкой избирательной встречи. Доходило дело и до стычек между избирателями, особенно за право обладания микробутылочками. Стоило кому схватить пару бутылочек, как друзья его восстанавливали справедливость по Божьим заветам.

Самый высший иерарх церкви не разрешал своим служителям на параллельных нашим крестных ходах обращать руки к небу и являть чудо, но под нажимом дал разрешение. При первых же попытках на людей падали разноцветные дожди, полчища майских жуков спускались вниз и с громким жужжанием устремлялись в огороды пожирать все, что уже было в состоянии полуготовности на грядках и растениях. С отчаянными криками люди бросались в свои подсобные хозяйства спасать урожай, славословя обиходными выражениями приехавших представителей и самого кандидата.

А через два часа приезжаем мы. На улице уже солнечно, мы все в белых фраках, джаз-банд играет «У моей бабушки есть одна маленькая штучка», детям бесплатное мороженое, мужикам по стопарику хорошей водки, а бабам по бокалу вина. Всё в одноразовых пластиковых бокалах и рюмках с цветными портретами кандидата, которые остаются в семьях на долгую память. Буквально через несколько минут вся сельская площадь начинает приплясывать и припевать:

К нам приехал, к нам приехал,Андрей Васильич дорогой….

И тут ведущий кричит:

– От имени Андрей Васильевича наш любимый Господь и Спаситель дарует вам благодать, – и вздымает руки вверх.

И тут на людей начинает сыпаться манна небесная в виде уже вышеописанного набора. На площади оживление и неразбериха, а когда все подарки были разобраны, то нас и след простыл, однако у людей осталась приятная память и знание, за кого им нужно голосовать на предстоящих выборах.

И вот так, без всяких газет, журналов, телевидения и интернета наша избирательная кампания набирала обороты, и слава о наших крестных ходах далеко обгоняла нас, а люди и местные священники с помощью святой воды и матов отгоняли наших конкурентов. ожидая нас.

Наши рейтинги росли как на дрожжах в теплый день в дачном туалете и когда невозможно подогнать ассенизаторскую машину для восстановления бывшего статус-кво. И тогда против меня был применен последний и безотказный козырь моего конкурента.

Тюрьма

Мою дверь начали пилить в пять часов тридцать минут летнего утра. Я лежал в постели и слушал, как ломаются режущие элементы у «болгарок». Всех сотрудников спецслужб можно смело называть болгарами, потому что у каждого из них в столе лежат по десятку запасных режущих кругов для этого безотказного инструмента, который никак не научатся делать в нашей стране.

Ровно в шесть часов утра моя новенькая немецкая дверь распахнулась и в квартиру влетело шестьдесят два человека в черных одеждах, а масках, с самыми современными автоматами, мотками веревок через плечо, с десятком прикрепленных к бронежилетами гранат оборонительного действия с радиусом поражения в двести метров, а масках и шлемах, как у космонавтов, но только черного цвета, у каждого по пять раций и все орут на разных языках и все наставили на меня и мою жену автоматы в готовности стрелять до посинения.

Теснота в помещении была настолько высокая, что два следователя, которые возглавляли это действо никак не могли пробиться, чтобы объявить о проведении у меня обыска в подозрении совершения какого-то ужасного преступления или в том, что я очень похож на человека, который совершил это ужасное преступление.

Для любой страны, кроме нескольких африканских, арест кандидата на пост президента событие чрезвычайное, но только не для нашей страны.

Обвинение было абсурдное, но у меня изъяли все ценности, немногочисленные украшения жены, все письменные материалы, мои погоны и медали. До орденов за службу я не сподобился. Причем, следователь сорвался на визг, предъявляя понятым – моим соседям мои воинские атрибуты – смотрите, какой личиной он прикрывался и что они найдут подлинных владельцем наград и погон полковника пограничных войск.

– А чего его искать, – хмуро сказала хозяйка соседней квартиры, – он сюда из армии полковником и приехал, и все соседи его за глаза полковником называют, потому что он полковник и не чета таким как вы.

Следователь носился по квартире и пинал все, что ему под ногу подвернется. Мне его даже было жалко, приказали арестовать ни к чему не причастного человека, а он и не знает, что предпринять. И внутри него беснуются и дерутся два человека: подлец и честный человек. И, как правило, подлец побеждает. Арестован первый невиновный – орден и звездочка на погоны. Второй – еще орден и звездочка. Потом сто, двести, триста, четыреста, пятьсот арестованных и расстрелянных жертв и у человека глаза светятся от удовольствия. И вокруг его помощники с горящими глазами, горячим сердцем, воспаленными мозгами и дочиста вымытыми в крови руками. Все готовы уничтожить друг друга, да только вот нет времени на очистку тюрем и заполнение их новым контингентом. Все-таки на все это нужно время. И так продолжается до тех пор, пока не сдохнет тиран. Все ждут его смерти и когда она приближается, никто и пальцем не пошевелит, чтобы отогнать ее. Все с вожделением наблюдают агонию некогда страшного человека. А потом наступает время покаяния. Все начинают стучать себе коленкой в грудь и говорить, что время было такое, если бы я отказался расстреливать, то расстреляли бы меня, а у меня, семья, дети, мамочка вот больная, к постели прикованная. Помилуйте, люди добрые, я хороший. Вот я первом классе был в костюме зайчика у елки пеню распевал: «В лесу родилась ёлочка, в лесу она росла», не расстреливайте меня, господа-товарищи. А его никто и не собирался расстреливать, а он всё канючит и канючит. Его как бы прощают, а он воспитывает подобного себе вертухая и исполнителя несправедливых приговоров.