Марки. Филателистическая повесть. Книга 2

Оглавление

— У-у-у! — обрадовались мы.

Сила Лоренца

Май-Маевский радостно улыбался. Его не выставили-таки. Однако отведать обеда нам так просто не удалось. Мы вошли, я снял калоши, а генерал, повесив на крюк шинель, некоторое время вытирал носовым платком сапоги. Проходя мимо рабочего стола профессора, я заметил гору проводов и незнакомое устройство с картонной трубой, торчащей кверху.

— Вы изобрели новый радиоприёмник? — поинтересовался я, показывая на трубу. — Через трубу пойдут сигналы?

— Нет, мой друг. Гораздо более интересное устройство. Мне в голову пришла недавно мысль, что бури и ураганы суть явления электростатической природы.

— Электростатической, когда противоположности сходятся? — произнес генерал, и хотел уже было пройти в столовую.

Но Александр Степанович остановился возле своего устройства и принялся объяснять: — Знаете ли вы, господа, что все ураганы в Северном полушарии крутятся против часовой стрелки, а южном — наоборот, по часовой?

— А там всё вверх ногами, — заметил Май-Маевский. — Я побывал в Австралии-с. Нет ничего хуже.

— В зоне экватора ураганы отсутствуют, — и ухом не повёл Попов, — далее на север и на юг, приблизительно до 25-го градуса северной и южной широты начинается зона зарождения ураганов.

Я достал блокнот и принялся писать. Обед откладывался. Генерал приуныл.

А профессор продолжал учить:

— В центре урагана находится зона абсолютного штиля. Это есть так называемый глаз урагана. Вокруг глаза с огромной скоростью крутятся нисходящие и восходящие потоки влажного воздуха. Но какая сила закручивает этот воздух всегда в одном направлении, — задал я себе вопрос. И вот что мне пришло в голову, — Попов повернулся к своей машине. — Господа, наша Земля имеет магнитные полюса, иначе говоря, планета представляет собой гигантский магнит. Линии магнитного поля огибают Землю и пронизывают всё пространство на тысячи километров вокруг планеты. Мне пришла в голову идея, что каждая молекула воды — диполь, то бишь, маленький магнитик. Молекулы воды закручиваются в поле Земли, подобно небольшому вентилятору, лопасти которого — атомы. Все молекулы вращаются хаотически, но так как их число огромно и вращаются они вместе, то раскручивается вихрь. Для доказательства своей теории я и построил установку. Через трубу вентилятором гоню влажный воздух, магнитные катушки намотаны на трубу и создают внутри поле. А на выходе из трубы — небольшой вихрь. Впрочем, полюбуйтесь.

— Что это за верёвочка с ложечками? — спросил я.

— Это самая тонкая часть установки, крутильные весы, — пояснил профессор, — для измерения силы вихря.

На рабочем столе рядом с машиной инженера лежало несколько исчирканных рукой моего друга бумажек. Наш гость постучал ногтем по картонной трубе, похожей на дымоход, и уважительно покачал головой. Я же по писательской привычке переписал увиденную мною мельком абракадабру себе в блокнот.

Fл = q[VB]

Александр Степанович с лёгкой улыбкой заглянул в мой блокнот.

— Вы записали очень важную формулу, Буревестник. Fл — сила Лоренца.

— Э? — спросил я.

— Представьте себе, магнитные линии пронизывают всё пространство кругом. На каждый заряженный объект действует эта сила.

— И на нас с вами? — удивился я.

— Ну, разумеется, ведь наше тело на 70 процентов состоит из воды, а молекулы воды — магнитные диполи. Но мне кажется, я слишком долго испытывал ваше терпение, господа. Пойдёмте же в столовую, милости прошу отобедать.

Владимир Зеновнович не заставил себя долго упрашивать. Мы помыли руки и пошли есть. Мой новый знакомый был любителем вкусно поесть. Выпитый им у меня английский чай только раззадорил его аппетит. Когда все мы уселись перед жареной уткой, генерал засунул чистую салфетку себе за воротник и взял нож и вилку, глядя в пустую тарелку.

— Утка под французским соусом! — с видом фокусника объявил Попов.

— Французишки — хилые вояки, — сказал генерал. — И соус ваш французский наверняка такой же хилый, господин профессор.

— В таком случае я соус вам наливать не буду, — сказал Попов. — Ешьте, если угодно, всухомятку.

— Нет-нет, отчего же-с, я попробую, — запротестовал генерал. — Про соус — это, знаете, у меня вырвалось непроизвольно. Военная привычка, после кампании 1914-го года.

Наш гость набросился на утку, словно увидел жареную птицу впервые. Я давно заметил, что у людей есть две страсти, которые глубже и крепче других сидят в них: привычка вкусно и много есть и жажда половых развлечений. Хоть ты что с ними делай! Но не станем отвлекаться. Поповская птица была и впрямь хороша.

— Простите покорно, я и правда одичал, — извиняющимся тоном начал Май-Маевский, чуть утолив голод. — Шутка ли сказать, пятьдесят лет пропадать в альбоме на последней странице… Ни одного русского человека. Одни зебры и кенгуру.

— Александр Степанович, вам будет интересно послушать драматическую историю нашего гостя, — поддержал разговор я. — На долю его превосходительства выпало немало приключений.

— Что ж, я слушаю вас.

Генерал ещё не закончил жевать, но уже принялся рассказывать, вытирая салфеткой рот.

— Вы, конечно, меня помните, Александр Степанович? Нам довелось встречаться.

— При весьма неприятных обстоятельствах. Я сдал вашу шайку в полицию.

— Я не шайка… Я… Короче говоря, Алексей Максимович, — Май-Маевский повернул ко мне голову. — Послушайте. Мы — особые марки. И в этом беда русского народа.