Величайший рыцарь

Оглавление

159

Ричард хмыкнул. У него на губах появилась улыбка, лицо против его воли выражало восхищение.

– Мне очень много говорили о вас моя мать и Вальтер де Кутанс, – сказал он. – Все уши прожужжали. Да и вы сами по себе оказались красноречивы, если ваш вклад в мой выкуп можно считать заявлением о ваших намерениях.

Ричард щелкнул пальцами, и слуга налил вина в два кубка. У Вильгельма перед глазами задрожали колеблющиеся тени. Мгновение ему казалось, будто в шатре одновременно разворачиваются две сцены, будто в нем одновременно находятся они с Ричардом и король Стефан с впалыми глазами и изможденным лицом. Стефан когда-то нашел улыбку для светловолосого маленького мальчика, похожего на четырехлетнего сына Вильгельма. Запах камыша под ногами стал сильнее, он словно поднимался вверх волнами, вызывая тошноту.

Ричард протянул наполненный до краев кубок Вильгельму.

– В мире немного людей, которым я доверяю, и мой брат определенно не относится к ним, хотя у него есть свои положительные качества и я еще могу его использовать. Что бы вы ни думали о моем советнике – а я признаю, что Лонгчамп наполовину ласка, наполовину змея, – он полностью предан мне, и я считаю его ценным. Но вы, Маршал… – он сделал паузу для большего эффекта, и Вильгельм задержал дыхание. – Вы могли бы меня убить, но сдержались, – заявил Ричард. – Вы могли бы поднять весь юго-запад, присоединившись к восстанию моего брата. Вы поставили меня перед своим родственником. Некоторые считают, что служить самому себе – это вполне нормально (например, мой советник), но ведь он проиграл вам в борьбе умов, а ему совсем не нравится унижение. Моя мать говорит, что вы самый верный человек из всех, кого она знает… А королю следует больше всего ценить преданность.

Вильгельм знал, что эти слова должны стать главными. Он всю жизнь помнил встречу с королем Стефаном, она много раз снилась ему. Теперь он понял, что это было и предупреждение. Вильгельм ждал, когда они выпьют за верность. Вино дрожало у него в руке, и он надеялся, что его не стошнит.

Ричард кивнул в задумчивости.

– Моя мать ошибается, – сказал король. – По крайней мере, в выборе слов.

Вильгельм насторожился. Сцена должна была разыгрываться совсем не так.

– Я ценю верность, но больше всего я ценю вашу честность, прямоту и цельность. Есть разница. Именно цельность вашей натуры заставила вас остаться с моим отцом и направила копье в грудь моего жеребца… Именно она привела вас сегодня сюда. Вы делаете то, что правильно и справедливо.

Вильгельм не был так уверен в этом. Истинная цельность заставила бы его отправиться в Браденстоук, на похороны брата, а не нестись сюда сразу же после мессы в Сиренсестере. В Хантингдон его привела необходимость и забота о собственных интересах. Но если Ричард хочет назвать это другим словом – пусть. Верность, цельность, необходимость – все имело место в его жизни.

Ричард поднял кубок.

– За будущее, – сказал он.

Вильгельм заставил себя улыбнуться, правда, улыбка получилась мрачной.

– Что бы ни ждало нас в нем, – ответил он, думая, что за это он, пожалуй, сможет выпить.

Эпилог

Портсмут,

май 1194 года

Вильгельм смотрел на дочь, спящую в колыбели. Она тихонечко посапывала, а маленькие кулачки напоминали неразвернувшиеся весенние листочки. Она родилась, пока Ричард осаждал Ноттингемский замок. Приехав в Стригил, Вильгельм увидел, что мать и дитя живы и здоровы, и посчитал это бесценным подарком.

Ее назвали Махельт, и теперь, почти в шесть недель от роду, она больше не была сморщенной и взъерошенной, как при появлении на свет. Кожа стала светло-розовой, как у нормального, здорового, хорошо питающегося ребенка. Волосы оказались медного цвета, глаза светло-голубыми, но, вероятно, потом они станут серыми. Глядя на нее, Вильгельм каждый раз не мог отвести взгляд. Сыновья очаровывали его меньше, а сами они не обращали особого внимания на сестру. Вильгельм-младший и Ричард больше интересовались игрушечными мечами и игрушечными лошадками, а не крошечной девочкой. Старший сын понимал больше и волновался при мысли о путешествии по морю.

Вильгельм отвел глаза от колыбели и бросил взгляд на дверь, ведущую в длинную, обшитую деревом комнату, где размещались мальчики. Они как раз пронеслись мимо, смеясь и играя в догонялки. За мальчиками бежала няня. В конце апреля бушевали сильные шторма, хлестал косой дождь, задувал шквальный ветер, море словно обезумело. Ричарду пришлось оставить попытки отправиться в Нормандию. Один раз король все-таки вышел в море, и был вынужден вернуться в гавань. Однако сегодня в сторону Нормандии дул теплый ветер, от него пахло землей. День казался идеальным для морского путешествия.

– Господин!

Кормилица дочери склонилась над колыбелью, достала ребенка и завернула в теплое одеяло, готовясь отправиться в путь. Махельт тихонечко возмущенно пискнула, сморщила бровки, но не проснулась. Оруженосец взял колыбель и понес к причалу, за ним последовала кормилица, тихонечко напевая что-то младенцу.

Изабель все это время находилась на улице, наблюдая за погрузкой мебели и багажа на корабль. Теперь она просунула голову в дверь.

– Ты готов? – спросила жена.

На ней была ирландская накидка в широкую клетку, украшенная по краям беличьим мехом, и очень благоразумно выбранный полосатый головной убор из толстого шелка, покрывающий подбородок и шею. Судя по выражению лица, ей было весело… Во взгляде читалось и сочувствие: Изабель знала, как он ненавидит морские путешествия.